Завтрашний ветер. Незнакомка
Шрифт:
В поселке Аррайду встретили неприветливо. Предупредили, что в чужие дела здесь лезть не любят и другим не советуют. А нужная хижина вон. Но Анисси там нет. Слишком досужая была. Вот и пропала. А может, сбежала, по какому поводу муж ее три дни пьянствовал беспробудно. Вот пусть нвах идет и его расспрашивает.
В хижине воняло прокисшей похлебкой и сивухой. На земляном полу лицом вниз храпел хаджит-хозяин. Мебель была сдвинута, стол засижен мухами. На полу валялись раскиданные вещи и глиняные черепки. Аррайда подхватила пустое ведро, зачерпнула с пристани морской воды и вылила на пьянчугу. Он вздернулся, мотая башкой.
— Где
— Бе-бе… бе-знаю.
Хаджит когтями попытался расчесать слипшуюся шерсть на голове. Золотые глаза были круглыми и испуганными.
— П-пропала.
— Давно?
— Д-день… д-два… н-не знаю.
Подавив в себе желание встряхнуть здоровяка и надавать ему пощечин, наемница выпала наружу. Полной грудью вдохнула соленый воздух. Села на мостки. Разувшись, опустила ноги в воду. Достала из сумки краюху и луковицу и замерла, глядя, как над морем проплывает в небе прозрачная огромная медуза-нетч — ярко-синяя, с коричневыми щупальцами. Хотелось убежать босиком по золотой дорожке прямо к заходящему солнцу. Или хотя бы рассмотреть свое отражение. Ее все реже называют редгардом. Здесь так похоже на Хаммерфелл… если Аррайда вообще его помнит.
Скрипнул дверью хозяин. Доски под ним прогнулись. Хаджит повозился, усаживаясь:
— Дай поесть.
Наемница не глядя сунула ему лук и хлеб. Он зачавкал — словно боялся, что отберут.
— Ты… тебя тетка Анасси послала?
— Ага.
— Ты лучше уезжай, — заторопился он.
— Где Анисси? Ты ее искал?
— Искал. Да, — хаджит озирнулся, точно боялся, что их подслушают. — Ты ведь не отстанешь?
Аррайда кивнула.
— У нас беды начались. То лодку пробьют, то сети порежут. Жена храбрая была. Говорила, тетка ее драться учила. Собралась их подстеречь — и сгинула. Я искал, я все обегал. Там след был — точно тяжелое в море тащили. И лоскут окровавленный на кусте. Может, дреуги, а может…
— Дреуги?
— Водяная нечисть, ага. Человек в короне, только вместо ног четыре хвоста. Еще поесть дай, — попросил хаджит жалобно.
Аррайда вытащила узел с едой.
— На! Так больше ты ее не искал?
— Там руины даэдрические, где рыба ловится лучше. Но ночью туда — ни ногой. Страшит там.
— Ты мужчина?
— Я простой рыбак, драться не умею. И друзей у меня нет. Все равно она умерла!
— Заткнись. Или я тебя ударю.
Он выпятил нижнюю губу:
— Эт понятно, с таким мечом-то храброй быть легко. А поди поживи здесь, когда данмеры тебя и за человека не считают.
— А ты разве человек… — Аррайда вытерла ноги и стала обуваться. — Где твои руины?
Хаджит указал рукой:
— На полдень, все прямо. Там болото, но ничего, проберешься.
Как в воду глядел.
Миновав цепочку илистых, заросших ряской прудов с топкими берегами, раздвинув стену осоки, Аррайда оказалась на песчаной гриве. Ветер соленой свежестью плеснул в лицо. Закатное солнце тонуло в море, похожем на шелковый серо-розовый платок. От развалин вытянулись тени. Было тихо-тихо, и шелест ветра, и легкий плеск воды лишь подчеркивали эту тишину.
След — будто в воду тащили тяжелое — наемница не искала, его давно смыло волной. Ветки на кустах тоже могли быть сломаны по самым разным причинам. Но несколько намеков, оброненных в местном трактире и стоивших Аррайде горсти серебра, убедили, что в даэдрические руины заглянуть стоит.
Уцелевшие ребристые стены святилища покрывала резьба из свернутых в ракушки нитей. Колонны торчали, будто каменные пальцы. Стертые ступени частью занесло песком, частью залила вода. Глыбы, налегая друг на друга, росли в недоступную вышину, оканчиваясь каменными шарами и полумесяцами — мощный, местами покатый, местами скрученный, точно отжатое белье, каменный лес. Лиловый, серый и розовый. И вправду, не спутаешь ни с чем. Как и длинные, раскатистые, свистящие и шипящие имена таких же руин. Только Аррайда отчего-то не ощущала запредельной жути, которой положено было исходить от заброшенного храма. Несмотря на все припомненные страшные обещания, на неподдельный ужас в золотых глазах мужа Анисси, не ощущала — и все. Сняв рукавицу, она провела ладонью по стене — та оказалась нагретой солнцем, шершавой. Касаться ее было приятно.
Девушка пошла вдоль стены в поисках входа и, проплутав какое-то время, наткнулась на круглую каменную дверь: узор на ней изображал паука в паутине. От легкого прикосновения дверь открылась. Прильнув спиной к стене сбоку от нее, Аррайда подожала, зажмурившись, вслушиваясь — ни звука, ни шороха. Лишь прохладное дуновение изнутри. Наемница скользнула внутрь и в сторону, ощупала взглядом прямоугольник прихожей: тающий в голубоватой дымке потолок; стены из плотно пригнанных глыб с зубцами панелей; лестницы по сторонам — будто крылья. Свет сверху медленно угасал, но видно было еще достаточно, чтобы обойтись без свечи или заклинания.
Наемница повернула вправо и стала крадучись спускаться. Раздавшиеся сверху голоса заставили Аррайду споткнуться и прильнуть к стене.
— Непокорных рабов нужно наказывать.
— И кто ее купит тогда?! Ирма, мы договорились…
— Так подвесь повыше. И рот развяжи. Хочу слышать, как она заорет…
Говорили громко, но вокруг никого не было. Скорее всего, дело было в голосниках. Достаточно вмуровать в нужные места несколько пустых кувшинов — и бешеный вой в трубе напугает до полусмерти, человеческий голос покажется раскатом грома, а, став в определенной точке, без усилий можно подслушать происходящий в другом крыле разговор. Никакой магии, просто знание законов, по которым распространяется звук.
— Эй, взгляни на меня, рабыня, блохастая тварь! — цедил яркий женский голос. — Ты ходила по нашей земле… ела наш хлеб… и рыбу… дышала нашим воздухом — ты обкрадывала нас! Привязывай!! — голос сорвался на визг.
Аррайда побежала. Закрученная улиткой лестница вывела ее к огромному порталу. Толстые створы приотворенных врат были исчерчены все теми же спиралями, а за ними открывался освещеный множеством факелов зал: подпиравшие дальний свод квадратные колонны, зубчатые карнизы и на широком возвышении циклопическая статуя зверочеловека с вытянутой зубастой мордой и спутанными конечностями, опирающаяся на хвост.
К мускулистой ноге статуи в сажени от пола была прикручена растрепанная хаджитка в рваном коричневом платье — совсем маленькая рядом с агатовым даэдрой.
— Рабыне положено знать свое место!
Повелительный голос, усиленный эхом, принадлежал стройной женщине-данмерке. Она стояла на хорах, упираясь руками в зубчатый парапет. На ней было черное платье с блескучей тесьмою по вороту и рукавам, той же выделки маска до половины прикрывала лицо, оставляя свободными кончик носа, полные губы и острый подбородок, а вдоль щек и по плечам рассыпались мелко вьющиеся, рыжие, точно огонь, густые и пышные волосы.