Завтрашний ветер

Евтушенко Евгений Александрович

будущей эпопеи, которая не может быть в конце кон-

цов не написана. Юстинас Марцинкявичюс в лучших

своих поэмах дал нам образцы особой лирической

документальности. Гамзатов умеет не только шутить,

но он может временами сказать по-своему, по-дагес-

тански, такое тяжкое слово, что оно переворачивает

и русскую душу. Иван Драч соединил, по его словам,

на дне росы — белоснежность мазанок, яркие вы-

шивки на рушниках с

могучими, иногда даже устра-

шающими контурами НТР. В Олжасе Сулейменове,

пишущем по-русски, но с казахской, а не заемной ду-

шой, талантливо, мучительно страстно выразилась

эта сдвоенная, хотя иногда и разрывающая его из-

нутри, сущность. Все они пишут по-разному, внося

с собой в мир запахи и краски своей родины. Разница

в национальных традициях не только реальность, она

даже необходимость. Иначе как был бы жалок мир,

если бы все писали на вымученном литературном эс-

перанто! Но всех — и русских сегодняшних писате-

лей, и писателей других республик нашей страны —

объединяет особое первородное чувство — мы одно це-

лое. Мы — одно целое, потому что являемся не только

свидетелями, но и участниками великого и много-

страдального опыта построения нашего общества.

Мы — одно целое, потому что создавали и создаем

это общество нашими общими руками. Мы — одно

целое, потому что проливали за него нашу общую

кровь. Мы — одно целое, потому что вместе плакали

общими слезами в день нашей общей победы. Мы —

одно целое, потому что общие трагедии времени тя-

жело проходили по нашим общим хребтам, потому

что наши общие промахи, ошибки, нехватки мучают

нашу общую совесть. Мы — одно целое, потому что у

нас общие надежды на общее будущее. И в этом

будущем, может быть, настанет какой-нибудь такой

час, когда люди всего человечества, сбросив со своих

плеч груз социальных несправедливостей, и любых

видов расовой дискриминации, скажут друг другу с

долгожданным вздохом облегчения: «Мы — одно

целое...»

ВОСПИТАНИЕ ПОЭЗИЕЙ

Главный воспитатель любого человека — его жиз-

ненный опыт. Но в это понятие мы должны включать

не только биографию «внешнюю», а и биографию

«внутреннюю», неотделимую от усвоения нами опы-

та человечества через книги.

Событиями в жизни Горького было не только то,

что происходило в красильне Кашириных, но и каж-

дая прочитанная им книга. Человек, не любящий кни-

гу, несчастен, хотя и не всегда догадывается об этом.

Жизнь его может быть наполнена интереснейшими

событиями, но он будет лишен не менее важного

события — сопереживания и осмысления прочитан-

ного.

Есть люди, которые говорят: «Я читать люблю...

только не стихи». Тут кроется неправда — человек, не

любящий поэзию, не может по-настоящему любить

и прозу, воспитание поэзией — это воспитание вкуса

к литературе вообще.

Поэт Сельвинский когда-то справедливо сказал:

«Читатель стиха — артист». Конечно, и читатель про-

зы должен обладать артистизмом восприятия. Но

обаяние поэзии более, чем прозы, скрывается не толь-

ко в мысли и в построении сюжета, но и в самой

музыке слова, в интонационных переливах, в метафо-

рах, в тонкости эпитетов. Строчку Пушкина «гля-

дим на бледный снег прилежными глазами» почувст-

вует во всей ее свежести только читатель высокс л

квалификации. Подлинное прочтение художественного

слова (в поэзии или в прозе) подразумевает не бег-

ло почерпнутую информацию, а наслаждение словом,

впитывание его всеми нервными клетками, умение

чувствовать это слово кожей...

Однажды мне посчастливилось читать композито-

ру Стравинскому стихотворение «Граждане, послу-

шайте меня...». Стравинский слушал, казалось, впол-

слуха и вдруг на строчке «пальцами растерянно муд-

ря» воскликнул, даже зажмурившись от удовольст-

вия: «Какая вкусная строчка!» Я был поражен, пото-

му что такую неброскую строчку мог отметить далеко

не каждый профессиональный поэт. Я не уверен

в том, что существует врожденный поэтический слух,

но в том, что такой слух можно воспитать,— убежден.

И я хотел бы, пусть запоздало и не всеобъ-

емлюще, выразить мою глубокую благодарность всем

людям в моей жизни, которые воспитывали меня в

любви к поэзии. Если бы я не стал профессиональ-

ным поэтом, то все равно до конца моих дней оста-

вался бы преданным читателем поэзии.

Мой отец, геолог, писал стихи, мне кажется, что

талантливые:

Отстреливаясь от тоски,

Я убежать хотел куда-то.

Но звезды слишком высоки,

И высока за звезды плата...

Он любил поэзию и свою любовь к ней передал

мне. Прекрасно читал на память и, если я что-то не

понимал, объяснял, но не рационально, а именно кра-