Завтрашний ветер
Шрифт:
А когда-то, мальчишка невзрачный,
в бабьей очереди тыловой
я хранил на ладони прозрачной
честный номер — лиловый, кривой...
И с какого же черного года
в нашем времени ты завелась,
психология черного хода
и подпольного нэпманства власть'
Самодержцы солений, копчений,
продуктовый и шмоточный сброд
проточить бы хотели, как черви,
в красном знамени черный свой ход.
Лезут вверх по родным,
прут в грядущее, как в магазин,
с черноходным дипломом, как с ломом,
прошибающим Пряхиных Зин.
Неужели им, Зина, удастся
в их «Адидас» впихнуть, как в мешок,
зьамя красное государства
и заштопанный мамин флажок?
Зина Пряхина из Кокчетава,
помнишь — в ГИТИСе окна тряслись?
Ты Некрасова не дочитала.
Не стесняйся. Свой голос возвысь. ,
Ты прорвешься на сцену с Арбата
и не с черного хода, а так...
Разве с черного хода когда-то
всем народом вошли мы в рейхстаг?!
КИОСК ЗВУКОЗАПИСИ
Памяти Высоцкого
Бок о бок с шашлычной,
шипящей так сочно,
киоск звукозаписи
около Сочи.
И голос знакомый
с хрипннкой несется,
и наглая надпись:
«В продаже — Высоцкий».
Володя,
ах, как тебя вдруг полюбили
со стсреомагами
автомобили!
Толкнут
прошашлыченным пальнем
кассету,
и пой,
даже если тебя уже нету.
Торгаш тебя ставит
в игрушечке — «Ладе»
со шлюхой,
измазанной в шоколаде,
и цедит,
чтоб не задремать за рулем:
«А ну-ка Высоцкого
мы крутанем!»
Володя,
как страшно
меж адом и раем
крутиться для тех,
кого мы презираем!
Но, к нашему счастью,
магнитофоны
не выкрадут
наши предсмертные стоны.
Ты пел для студентов Москвы
и Нью-Йорка,
для части планеты,
чье имя — «галерка»,
и ты к приискателям
на вертолете
спускался
и пел у костров на болоте.
Ты был полу-Гамлет
и полу-Челкаш.
Тебя торгаши не отнимут.
Ты наш...
Тебя хоронили,
как будто ты гений.
83
Кто гений эпохи.
Кто гений мгновений?
Ты бедный наш гений семидесятых,
и бедными гениями небогатых.
Для нас Окуджава
был Чехов с гитарой
Ты — Зощенко песни
с есенинкой ярой,
и в песнях твоих,
раздирающих души,
есть что-то от
сиплого хрипа Хлопуши.
Киоск звукозаписи
около пляжа.
Жизнь кончилась.
И началась распродажа.
ЗАКОНСЕРВИРОВАННАЯ КУЛЬТУРА
Над молодежным поселком у Буга —
вьюга и скука,
скука и вьюга,
и марсианский печальный историк
ночью видит
лишь хлипкий костерик.
У костерика
обжимаясь блаженственно,
пары танцуют
под Майкла Джексона
в ржавом каркасе
среди пятилетки,
будто забытые детки в клетке.
Законсервирован Дом культуры...
Вьюжное небо взамен потолка,
и арматура торчит колтунно,
больно царапая облака.
В клетке уродской —
девчонки-малявки —
местные модницы из малярки
топчут снежок
луноходами тяжкими
с парой асадовских строк под кудряшками.
81
В этой же клетке —
их ухажеры,
и у галантного слесаря Жоры
под ливерпульской чуприной косматой
фильм с Пугачевой,
хоккей с Канадой,
и вылез Мегрэ из кармана ватника,
что-то мотая на ус аккуратненько...
Что вы подбрасываете в костерик,
чей узнаваемый дым
так горек?
Законсервированная культура —
это костер,
где строки Катулла,
еще не прочтенные смазчицей Элкой,
страшно счастливой чулками со стрелкой.
Можно ли,
чтобы детей акварели
вместе с народным театром сгорели,
и сварщику Грише,
смущенно носатому,
не выпала роль Сирано
или Сатина?
Ноты Чайковского лижет пламя...
Как же не дрогнула в страхе рука,
культуру
вычеркивая
из плана,
у бонопартика-плановика?
Не обрекайте
грядущую нацию,
ждущую выплеска,
на консервацию.
Законсервированная культура —
это жестянки консервные лиц,
это за пазухой политура
и наркомана трясущийся шприц.
Боремся с водкой,
но нету науки,
как же нам быть с бормотухой скуки.
Разве водчишу менять на скучищу —
путь,
чтобы стали мы лучше и чище?
Двадцатилетние,
вам досталась
века двадцатого
дряхлая старость.
Что принесем к двадцать первому веку —
в клетке заржавленной дискотеку?
Стали консервами духа
кассетки.
Быть одноклеточным —
это быть в клетке.
Законсервированная культура —
Шлягерный шлак в ушах штукатура,
для коего даже понятия нет,
что Пастернак не трава,