Займ на любовь
Шрифт:
Программа…
Единственный раз затормозил, как сбой. Причем так резко, что Коля едва брату в спину не впечатался. Чуть более вовремя успел остановиться Влад.
Стас секунды на три в прихожей замер над… туфлями на высокой шпильке, брошенными кое-как на пути и отодвинутыми к стенке. Кажется, Мира в тех туфлях на благотворительный вечер приезжала.
Даже Николай заметил, как судорога исказила лицо Стаса, явно думающего о том, что никому из них доступно не было. Потом кузен посмотрел вперед, в проход, которым можно было сразу на террасу попасть…
Коля знал, что эти двое облюбовали ту часть дома больше всего. Там точно любая мелочь будет Стасу о жене напоминать, пуская новую и новую кровь по свежей ране. Но не успел придумать, как предложить хоть в кухню пойти, что ли. Стас и сам резко повернул в бок, в сторону своего кабинета. Они за ним.
Брат буквально влетел в комнату, едва не захлопнув дверь перед лицом Коли. Видно, точно не замечал окружающего. Но удалось вовремя перехватить полотно, не получив по носу.
— Стас… — было настолько хреново, что он просто не знал, как начать с ним говорить.
И еще хуже от того, что понимал — Стасу во стократ хуже.
— Давай, я тебе коньяку налью? Или виски. Хоть пятьдесят грамм, а?.. — подошел к мини-бару, взяв стакан.
Кузен обернулся, медленно моргнул, так посмотрев на них, будто реально только сейчас заметил, что кто-то есть рядом. И что-то такое появилось во взгляде Стаса, что даже Влад с ноги на ногу переступил. Вообще не на своем месте себя оба почувствовали.
Перевел глаза на Колю, на эти ряды бутылок, на «Чивас», который он автоматом по привычке выбрал из всего.
А потом…
— Вон отсюда… Оба. Добром прошу…
Это не было похоже на голос Стаса, вот правда.
Николая пробрало до шейных позвонков, волосы на затылке дыбом встали. И этот взгляд…
Коля переглянулся с Владом. Отставил молча и стакан, и бутылку. А потом вышел и охранника увел без всяких лишних вопросов, плотно закрыв дверь за собой.
Да, они остались прямо тут, в коридоре. Но… Стас точно заслужил и имел право так переживать горе, как это ему было необходимо. И… он еще не отомстил, а Николай был уверен, что брат не подарит все случившееся ни спецслужбам, ни тому, кто нанял убийц. Так что сегодня он точно ничего не сотворит. Еще похороны впереди…
Мир все еще сохранял эффект негатива.
Стас не знал, как это объяснить, да и по барабану ему было, если честно. Что-то подсказывало внутри, что оно теперь всегда так будет, уже до его смерти. И легкие категорически дышать отказывались. Вроде заставлял, проталкивал воздух в грудь, а он как пустой, ни молекулы кислорода, ни атома… Только ее запах, которым их дом пропитан уже насквозь. Той самой черной смородины, нагретой на солнце…
Покачнулся, словно удар в грудь пропустил, и в живот следом, в самое солнечное сплетение — спазмом по всему телу. Еще там, на этой долбанной промзоне, а отдача сейчас долетела…
Уперся руками в стол, тяжело дыша, хватая воздух распахнутым ртом… А оно не работало ни фига. Задыхался!
И глаза закрыть — сил нет. Потому что под веками, как на сетчатке выжжена, картина, как Мира падает от выстрела, и кровь на ее волосах. Опять и опять, на извечном теперь повторе…
Орать хочется от дикой, невыносимой боли, что в пустой груди пульсирует, разламывая ребра. А оно не выходит. Голоса нет, беззвучный хрип из саднящего горла вырывается. И дикое, непреодолимое желание все вокруг разгромить! Найти хоть какой-то выход…
Не осознавая, что делает, в неком бесноватом порыве, яростно и зло столкнул, смел на пол все, что под руку попадалось!!! Плевать на важность документов или хрупкость материалов!
Только разум, несмотря на боль и накатывающее безумие, четко понимает — облегчения не приносит. Имелось подозрение, что ему то теперь в принципе не светит.
Ударил обоими кулаками по столу со всей силы. От безысходности и такого ощущения опустошающего горя, что вынести, казалось, выше его предела. Только кто знает, где этот гребаный предел? За какой чертой…
Посмотрел на руки — кожа треснула. А он боли не чувствует. Ничего, ноль. Пустота и холод. И только в груди адово пламя ревет. И какой-то чертов метроном в голове все еще щелкает… Какой с этого толк, если все равно не успел?!
Плеснуло, разъело трахею кислотой от дикого чувства вины перед любимой женщиной, которой не смог помочь. Еще и подставил, видимо… Дикая ненависть… И на себя тоже.
Как-то резко дернул галстук, ощущая удушье, будто удавка на шее. Вспомнилось, ударив молнией в голове, как она злилась из-за галстука, что Залевски тронуть посмела… Сдернул ленту, бросив на пол.
Уставился на виски, что Коля выдвинул из ровного ряда других бутылок. Внутри по-новой заколотило настолько мощной волной боли, что захрипел, пытаясь откашляться, прочистить перекрытое горло. Ему здесь все о Мире кричало просто! Она пропитала этот дом, его самого, просочилась в Стаса своими клетками и атомами, своим смехом, норовистым характером, упертостью и бесстрашием… И сейчас, минута за минутой, словно отмирали его клетки так же, как вытекала ее кровь на те ступени…
Не выдержал! Эту боль и вину, грызущую даже его кости, похоже, терпеть не имел сил. Подошел к бару, схватил, резко открыв, бутылку, плеснул в стакан виски. На разбитых костяшках капли крови выступили, а он все еще ничего там не ощущал. Может, виски и сюда плеснуть? Обожжет? Или не заметит даже?
Автоматом поднес ко рту, не слыша аромата, глотнул, по правде сказать, даже рассчитывая, уповая на жар, который хоть немного этот спазм в груди ослабит… И ни фига! Что воды полным ртом хлебнул. И какое-то слишком четкое понимание, что так теперь всегда и со всем будет… Замутило от боли в душе.
Поставил стакан назад, не заметив, что промахнулся, безразлично проводил глазами полет и какой-то странный взрыв стеклянных брызг и виски от столкновения с полом. Надо же, специально кинь, так не вышло бы. И… Ясно понял внезапно, что у него уйма дел впереди.