Здесь издалека (сборник)
Шрифт:
Вот это да! Не зря, что ли, падала звездочка?
А толпа, толпа была все та же самая, утренняя московская, хмурая, озабоченная, потрепанная. И так же играли музыканты в длинном переходе, и так же назойливо наставляла неразумных пассажиров дежурная по эскалатору, что проходить нужно слева, стоять справа, не задерживаться…
Скорее, скорее бы в вагон, а там можно будет почитать дальше. Интересное повествование получается.
На красной линии уже сесть не удалось, да и стоя трудно было приткнуться с книжкой. Раскрыл ее, чуть не тыкая в чужую спину, и руки от волнения
«…ко дню полугодовщины революции — 27 августа. Именно в этот день должен был начать свою работу трибунал над лидерами большевицкого мятежа. Вместе с тем генерал Корнилов собирал войска для того, чтобы двинуть их на Петроград, ликвидировать советы и создать, совместно с Керенским, правительство национального спасения. Соглашатель Керенский, предвидя в генерале историческую личность, которая затмит его вместе со всем окружением, долго колебался, однако в последний момент, устрашенный перспективой нового большевицкого восстания, принял предложенные ему условия.
25 августа Корнилов двинул на Петроград 3-й конный корпус под командованием генерала Крымова, объявив, что он намерен спасти Родину. В ответ на военное выступление большевицкие провокаторы и недобитки попытались сформировать отряды „красной гвардии“, однако, лишенные как центрального руководства, так и поддержки народных масс, не смогли ничего противопоставить железной дисциплине и твердой воле воинов Отечества».
Вот оно! Этот сценарий вчера и представлялся ему так ясно, когда…
А может быть, просто кто-то подшутил? Серега взглянул на обложку: тот же самый 1938 год издания, Москва… нет, непохоже, чтобы шутка. Книга явно старая, такую на раз не изготовишь. Вот только название несколько иное… «Краткий курс истории ВПД(к)».
— Простите… — он обратился к соседу справа, хмурому мужчине, — вам знакома эта книга.
Тот присмотрелся к обложке, с удивлением и недоверием взглянул на Серегу, хмуро бросил ему в ответ:
— Ну, слышал.
— А что такое ВПД(к)?
— Слушай, ты чего привязался, а? — неожиданно агрессивно ответил мужик.
— Да нет, я уточнить хотел…
— А то ты сам не знаешь, а? За такие разговорчики знаешь, что бывает?
— Да ничего уже не бывает, — вступилась миловидная женщина слева, — может, товарищ иностранец, интересуется вот. Или, может, амнезия у него, такие случаи по телевизору показывали, в одном кино мексиканском. Нормальный вроде, а ничего не помнит.
— Я смотрю, вы тут все с Лубянкой познакомиться хотите, — буркнул мужик и заторопился к выходу.
— Ну что так бояться, как будто на дворе тридцатые, честное слово! — словно бы обиделась на него дама, — я объясню, что тут трудного? ВПД(к) — это старое название ППЕС. Где-то во время войны поменяли, или сразу после, я не помню точно.
— Чего? — только и смог ответить Серега.
— Ну как! Раньше было Всероссийское Патриотическое Движение (корниловцев). Это еще
— Ага! — навис над дамой волосатый немытый парень, — и долой шестую статью Конституции! Долой руководящую и направляющую!
В этом прозвучало что-то родное и знакомое, только… только причем здесь тогда она, шестая и направляющая?
Дама ничего не ответила, а Серега просто уткнулся в чудодейственную свою книгу в поисках хоть какой-то подсказки:
«Насмерть перепуганные эсеро-меньшевистские лидеры, в том числе Керенский, искали в эти дни защиты у корниловцев, ибо они убедились, что единственная реальная сила в столице, способная разбить большевиков, — это корниловцы.
В результате всех этих мер большевизм был разгромлен… Разгром ульяновского мятежа показал, что патриотическое движение выросло в решающую силу революции, способную отразить любые покушения на российскую государственность. Корниловцы еще не сформировали правящей партии, но они действовали в дни ульяновщины, как настоящая правящая сила, ибо их указания выполнялись благонамеренными гражданами без колебаний…
Борьба с ульяновщиной покончила с поднявшими было голову советами, освободила здоровые элементы центристов из плена соглашательской политики, вывела их на широкую дорогу борьбы за народное счастье и повернула их в сторону патриотически настроенного офицерства. Справедливый смертный приговор за измену, вынесенный военно-полевым трибуналом лидерам большевицкого мятежа 3 сентября…»
— Что, сынок, к семинару готовишься?
Ласковый голос старика, сидевшего прямо перед ним, заставил его оторваться от чтения. Морщинистое волевое лицо, теплый взгляд… Кажется, он только что вошел, не слышал приставаний Сереги насчет всех этих загадочных партий.
— Да, к семинару, — ответил он, — к коллоквиуму, если точнее.
В самом деле, он же поехал на коллоквиум… только теперь не вполне понятно, по какому, собственно, предмету.
— Учи, учи как следует. Мы же всю жизнь с этим, всю войну прошли. Я вот от Курска и до Будапешта, в танке два раза горел. И все с верой, в народ наш, в партию, в корниловские идеалы. Теперь-то у многих молодых ничего святого, а ты, я смотрю…
— А к коммунистам… К коммунистам вы как, дедушка, относитесь? — с замиранием сердца спросил его Серега.
— А как к ним относиться-то? Я уж, сынок, свое с ними отвоевал. Знаешь, чай, Дроздовскую гвардейскую бронетанковую дивизию? Вот я в ней с самого Курска бил этих коммуняк в хвост и гриву, тельмановцев, оккупантов проклятых… Такой у нас с ними разговор был, короткий. Тельманюгенд еще, мальчишки эти, под конец войны с фауст-патронами нас жгли, так их жалели, по морде съездим раза, да и домой отпустим. Ну, а если уж из ротфронтовской дивизии, мы вот под Балатоном как раз с «Мертвой головой» схлестнулись — таких пленных сразу в расход. Там меня, под Балатоном, и задело, когда «пантера» ихняя тридцатьчетверке моей в борт…