Здесь издалека (сборник)

Десницкий Андрей Сергеевич

— Тельмановцы — это немцы? — перебил его Серега, — с ними воевали?

— А то сам не знаешь! — усмехнулся дед, — ну я знаю, конечно, немцы они тоже разные бывают. Тельманы, как говорится, уходят и приходят, а немецкий народ остается. Помню, была у меня там одна… Впрочем, это к делу не относится, — посуровел он.

— А что Гитлер? — с недоумением переспросил Серега.

— И чему вас только учат! — заскрипел дед, — будто не знаешь сам! Как победили коммунисты на выборах в рейхстаг, стал Тельман канцлером, так товарища Гитлера и в тюрьму. Замучали там его, в Бухенвальде, что ли, уж не помню.

И других многих, Рема там, Гесса… соратников-то наших по борьбе, германских патриотов, борцов за народное счастье. И наших-то сколько пожгли, повешали, в сорок первом — сорок втором, оккупанты… Ну ничего, отомстили мы за них. Вот вы и живете теперь.

— Спасибо, дедушка, — автоматом ответил Серега. Ветеранов он уважал, хотя и не очень теперь понимал, что это за такой ветеран и на какой, собственно, войне он побывал.

«Следующая станция — Университет» — возгласил механический женский голос, и пора было выходить.

Уже на платформе достал он свой паспорт, что всегда лежал в кармане, чтобы проверить одну деталь… паспорт был какой-то чужой, иностранный, темно-синий «паспорт гражданина Союза Свободных Республик Евразии». И фотография была его, и даты рождения, и прописка… стоп. Прописка тоже была его, только значилась там вместе площади Э. Тельмана — «площадь А. Гитлера».

В это трудно было поверить, но поверить во что-то иное было еще труднее. Он попал в параллельный мир, как в фантастике. Чего загадал, то и случилось. Ах, звездочка-звездочка… Выполнила ты просьбу Сереги. Вроде и осталось все, как есть, а один эпизод поменялся. И все ниточки, что от него тянулись — тоже поменялись. Тельман, Гитлер… странно. Впрочем, не это главное.

Вот есть ли в этом мире Иришка?!

Если нет… Если нет, ну что же, так даже лучше. Все равно расстались они в своем мире вчера, и, конечно же, насовсем расстались — не может быть подлинной дружбы при такой кардинальной разнице во взглядах.

А вот если есть… Тогда, наверное, в этом мире она понимает все, и не нужно ей ничего объяснять про злодейства коммунистов, потому как коммунисты в этом мире — оккупанты, как в нашем фашисты. Их разбили деды под Берлином. И этот мир, наверное, намного счастливее и удачнее того, где все еще существует Советский Союз. А что Гитлеру в этом мире памятник поставили — так это ничего, он же в этом мире ничего, в общем-то, не сделал. Ну, покричал, пошумел, а потом его все одно в расход пустили. Не стоило бы, конечно, памятник, ну да ничего.

Вот только есть ли в этом мире Иришка?

Серега шел от метро к Университету и смотрел на мир широко раскрытыми глазами. Мир был новый, чужой, но… такой же самый. Такие же машины и прохожие на перекрестке, такой же сверкающий снег и синее небо. Такая же чугунная ограда, такие же яблони выстроились вдоль нее. И круглое здание цирка, и университетская высотка…

Почему, почему? Ведь это же все возникло после 1917 года, оно должно быть в этом мире другим… А, собственно, почему другим? В любом большом городе будет и цирк, и университет, и метро, и люди, которые их строили, окажутся теми же самыми, какая бы власть ни была на дворе. Вот названия станций иные, и то не все, а сами станции — там же, где и в советской Москве, ведь карта никак

не изменилась.

А главное, не изменились люди. Наверное, этот мир куда более спокойный, процветающий, в нем не было ГУЛАГ’а, но в нем тоже была страшная война России с Германией, на сей раз коммунистической. А что, в самом деле! Тогда на выборах в затылок нацистам дышали коммунисты, и если бы не директива Коминтерна бороться на два фронта, и с фашистами, и с социалистами, могли и коммунисты к власти придти. Ничего удивительного. А что немцы хорошо воевать умеют, и что их Версальский договор сильно обозлил, так это при любой власти не меняется.

Но в этой, корниловской России наверняка не было коллективизации, индустриализации, дурацкой цензуры… Как-то обошлись, значит. И будет у него сейчас не занудная «капеэсня», а что-то другое, интересное, настоящее. Если, конечно, в этом мире он тоже студент МГУ…

Только как, интересно, родился он сам? Как встретились его родители, и больше того, его бабки с дедами? Неужели здесь тоже родители отца поехали отдыхать в один санаторий на Черном море, а родители матери в эвакуации жили в соседних домах? Впрочем, почему нет. Люди здесь так же работали и отдыхали, влюблялись и рожали детей. И война была.

А вот как родители Иришки? Кто они у нее? Отец — офицер, мама вроде как учительница, а вообще-то офицерская жена, это профессия. Да, похоже, не видать ее в этом мире, уж Советской Армии тут точно не будет. Ну и ладно. И даже к лучшему.

С замиранием сердца подходил он к родному факультету, поднимался на этаж, примечая любую мелочь. Лозунга на крыше («Слава советской науке») нет, уже хорошо. Пол какой-то другой, выложен цветной плиткой. Какой-то плакат цветастый, вроде его раньше не было… А может, и был. Вот в гардероб такая же очередь, и гардеробщицы такие же неторопливые, и не вспомнишь, те же самые лица или другие. Никогда не обращал на них внимания. Вот лифт тут справа, а не слева.

Но беспокоился Серега зря. На месте была аудитория, и группа заходила вроде как его, только пара лиц была незнакомых. А у окна сидела Иришка и болтала со Светкой, подружкой своей…

— Здорово, Серега! — хлопнули его по плечу, — чего стоишь столбом, уже Викторыч идет!

Значит, все в порядке, его место этом мире не изменилось. А Викторыч… он-то здесь причем, сатир капеэсешный?

Но в аудиторию действительно вошел шаркающей походкой тот самый Викторыч (кажется, прихрамывал он на другую ногу), обвел тяжелым взглядом студентов…

— Садитесь. Ну, добровольцы есть? Тема сегодняшняя, как вы помните — семнадцатый год, развитие кризиса и предпосылки октябрьского переворота.

А Серега уже тянул руку, вот сейчас он покажет сатиру, почем фунт большевистского лиха!

— Давай, Демин, давай, — поморщился сатир, и видно было, что не ожидает он от него ничего хорошего.

И Серега дал. Врезал по полной. Что прочитал сегодня утром — рассказал в деталях, и расписал, от какого ужасного будущего спасло страну своевременное подавление ульяновского мятежа. И про лагеря, и про голодомор, и про подавление свободы… Ребята в группе стали даже оглядываться на него, и во взглядах читалось: «да что это с тобой?» А Иришка… Иришка смотрела на него во все глаза.