Zeitgeist
Шрифт:
Старлиц махнул мясистой ручищей.
– Тысячелетие почти завершилось, парень. Повествование становится все более поливалентным и децентрализованным. Оно уже стало ризоматическим [14] и так далее.
– Это я уже слышал. Ну и что? В чем моя роль?
– Не знаю, есть ли у тебя своя роль, но здесь, на Кипре, тебе ее точно не отыскать. Это крохотная непризнанная незаконная республика. Мы здесь находимся среди изгоев. На самой дальней периферии жизни. К тому же близится точка пересечения кривых. Большой кризис. Отвинтится много винтиков, ходячие зомби лягут в могилы.
14
Ризома –
– Вы о двухтысячном годе? – догадался Виктор.
Старлиц молча кивнул. Удачная вышла ночка. Парень выкарабкается. Этой ночью на парне повис первый в его жизни труп. Зато теперь он был в курсе дела.
Старлиц поселил Виктора в дешевом pansiyon, неприглядной ночлежке. В Лефкосе она была известна как «Наташин дом», прославившийся персоналом из работящих украинок. В пять часов утра персонал крепко спал, утомленный тяжким трудом по демпинговому посрамлению конкуренток – турецких проституток.
Загнав такси в высокие сорняки, разросшиеся вдоль брошенных турецких окопов к востоку от столицы острова, он зашагал назад к разделенному городу, любуясь, как заря, воспетая Гомером, пробует розовыми деснами небо над Никосией. Он закурил сигарету Виктора и беззаботно засунул руки в карманы.
Через пару часов Старлица можно было увидеть на скамейке на автобусной остановке: он уплетал круассаны с шоколадом из большого пакета, запивая их кофе из пластмассового стаканчика. Городская толпа текла по своим делам. Большинство мужчин были в плоских кепках и цветастых свитерах, женщины толкали детские коляски по расчерченному белыми полосами тротуару.
Из ржавого драндулета-микроавтобуса вылезла американка с рюкзаком на спине – загорелая, со множеством тугих черных косичек на голове. Кричащая рубашка была завязана узлом у нее на диафрагме, разлохмаченные снизу джинсы грозили лопнуть от натуги, и даже поддерживавший их широкий ремень не придавал всей композиции надежности. Старлиц встал со скамейки и последовал за ней.
Американка открыла маленькую калитку и поднялась по ступенькам, ведущим к двери белого домика.
У двери висела табличка «BARBARLIK MUZESI». Прочтя объявление в рамке, посетительница вытянула из кармана, каким-то образом умещавшегося у нее на бедре, кошелек и принялась считать нули на турецких банкнотах. Потом она, чудом удерживаясь на огромных «платформах», потопталась на коврике перед дверью, забранной решеткой, толкнула дверь и вошла. Пожилой музейный привратник молча принял у нее деньги. Старлиц тоже заплатил.
Когда-то «Музей варварства» был частным домом, но после учиненных здесь зверств, прогремевших на весь Кипр, его посвятили убийствам и превратили в изящную, чистенькую выставку бесчеловечности. На стенах были аккуратно развешены старые фотографии со сценами греческого насилия над турками: сгоревшими и разрушенными домами, школами, мечетями, лавками, с изгаженными флагами, разбитыми окнами, оскорбительными надписями, с мертвецами в грязных лохмотьях, извлеченными из братских могил. Даже турецкие статуи не избежали пули в висок.
Старлиц подошел к женщине вплотную.
– Ничего не понимаю! Почему мы их не разбомбили? Какой ужас!
Старлиц протянул ей свой пакет.
– Хотите круассан?
– Хочу! – Она запустила руку в пакет, извлекла воздушную булочку и с хрустом ее надкусила. Потом, тыкая остатком круассана в жуткую фотографию, продолжила: – Вы только взгляните: мертвые дети! Куда только смотрело Си-эн-эн? Когда надо, этих жуликов-журналистов никогда не оказывается на месте.
– Вы здесь давно? – поинтересовался Старлиц.
– Нет, только приехала. Осматриваю достопримечательности.
– Вы откуда?
Она пожала плечами.
– Отовсюду. Я из семьи военных.
– А как вас называют ваши друзья?
Она бросила на него удивленный взгляд.
– Мои друзья называют меня Бетси. А вам придется обращаться ко мне миссис Росс.
– Меня зовут Лех Старлиц, миссис Росс. – Старлиц извлек из кармана стодолларовую бумажку, разгладил и дал ей.
– С какой стати? – насторожилась она.
– Чтобы вы уделили мне минуту.
– Ладно. – Она спрятала деньги. – Валяйте.
– Слыхали когда-нибудь про девичью группу «Большая Семерка»?
– А как же! Мне давно все это осточертело: НАТО, UNPROFOR [15] , коалиция Персидского залива... – Она нахмурилась. – Для сутенера у вас недостаточно приличный вид. Можно подумать, что вы так в костюме и спите.
– У меня деловое предложение для американской гражданки. В самый раз для вас.
– Что еще за дрянь у вас на уме?
– Я продюсер, миссис Росс. Поп-музыка. Гастроли. – Миссис Росс удивленно заморгала. – Вы стали бы выступать. У вас были бы помощники, грим, вам бы нарастили волосы и полностью обновили гардероб. Плюс лимузины, шикарные отели, бесплатная жратва, бесплатные разъезды, огромная аудитория визжащих девчонок. Все как положено. Я хочу превратить вас в звезду.
15
UNPROFOR (United Nations Protection Force) – Силы Организации Объединенных Наций по охране.
– Вот это да! – Она оглядела его с ног до головы. – У вас не все в порядке с мозгами? Сбежали из психушки?
– Нет. Я вас не обманываю. Это серьезное предложение.
– А знаете, – медленно проговорила она, не сводя взгляд с фотографий на стене, – это было бы в самый раз для меня. Vida loca [16] в чистом виде. Я рождена для сенсации.
– Держите. – И Старлиц дал ей еще сотенную.
– Так вы серьезно! – ахнула она.
– Серьезнее не бывает. Это только начало.
16
Vida loca – сумасшедшая жизнь (исп.).
Она прищурилась.
– В чем была бы моя задача? Выкладывайте!
– Петь и танцевать на сцене.
– Танцевать я умею, это у меня хорошо получается. А вот с пением не густо.
– Не беда, «Большая Семерка» – гастрольное шоу. Для пения у нас есть кассеты и компьютеры.
Миссис Росс засунула пальцы за свой бронированный ремень и покачалась на каблуках.
– Колитесь! Сразу видно, что вы что-то не договариваете. – Она расплылась в улыбке. – Бросьте, я уже просекла, что вы вовсе не такой проказник, какого из себя корчите. Понимаете, о чем я? Я встречала и похуже. И не с такими справлялась.