Зелёная земля

Клюев Евгений Васильевич

его забота заключалась в вопросе:

«Как тебя зовут?»

Я тотчас же отвечал хорошему человеку,

что зовут меня так-то и так-то, -

и мне сделалось не то чтобы грустно,

а просто немножко не по себе:

что я знаю так много другого

и что несколько пудов соли,

съеденных на протяжении жизни,

совершенно испортили её вкус.

* * *

От честных слов и бурных чувств

под

плащ сухую душу пряча,

я потихонечку учусь

отточенной повадке грачьей:

смотреть на мир со стороны -

хоть и рассеянно, но метко.

Не знаю, чем Вы смущены -

я просто грач со средней ветки.

Немножко искоса, внаклон,

так беспристрастно и так сбоку

я вижу жизнь, как видят сон,

заснув в трамвае неглубоко,

когда что дружба, что вражда

годятся разве для заметки,

когда и жизнь почти чужда -

я просто грач со средней ветки.

Так видят мир из-за угла…

Я просто грач со средней ветки -

и хороши мои дела:

я средней, стало быть, руки,

и мне немножко велики

слова «до завтра» и «навеки».

* * *

Не то чтобы мир был настолько уж беден и плох,

не то чтоб любая стезя была слишком кривая -

всё может удаться и сбыться, и дай-то вам Бог,

всё может быть просто прекрасно, но я уплываю.

Какие пожитки? Я тут ничего не собрал:

сперва не умел, а потом не поладил с весами…

Вы будете царь или раб, а я буду корабль -

хороший такой, одномачтовый и с парусами.

Вы будете правы, а я буду снова не прав -

не прав так не прав, всё равно моя жизнь кочевая!

Тут столько цветов золотых и серебряных трав,

тут столько всего дорогого, но я уплываю.

И как со мной быть, если цену не я назначал,

и не торговался, и не предлагал для обмена

ни душу, ни тело, ни прочее по мелочам -

тем паче страну: я не знаю стране этой цену.

Какие погожие лета стоят на дворе,

какая погода, какая природа живая!

И все, кто грешил, сожжены на высоком костре,

а кто не грешил, тот прославлен, но я уплываю -

не то чтобы знаю зачем или знаю куда,

не то чтобы всё показалось и пусто, и тщетно,

а просто вода, дорогие, а просто вода

несёт свою лёгкую ношу – соломинку, щепку!

* * *

Смотри, какие годы отшумели -

и вслед за тем, своею чередой,

летит к нам тихое недоуменье

зелёной изумлённой стрекозой.

Она стрижёт умелыми крылами

беспечный

воздух, газовую ткань… -

а всё, что в этой жизни было с нами,

полно загадок и высоких тайн.

И, обернувшись розовым туманом,

бок о бок с нами ходят наши сны,

но мы в них ничего не понимаем -

и этим бесконечно смущены

и прельщены…

И жизни чёрный ящик,

в котором тьма приманок и наград,

мы открываем, чтобы, растерявшись,

извлечь оттуда что-то наугад -

и, взяв уже знакомое на пробу,

мы понимаем: мы в конце пути,

и эта жизнь была дана нам, чтобы,

всплеснув руками, руки – развести.

* * *

Застряв беспечных слов промеж,

не перелистывай страницы:

там где-то тропочка таится -

пойдёшь по ней и всё поймёшь,

там мальчик-с-пальчик набросал,

ведомый, помню, в лес дремучий,

так… камешков на всякий случай

по безутешным небесам.

Иди по камешкам, иди:

авось не потеряешь следа

к руинам дома людоеда

шварцвальдской ночи посреди.

Там станет ясно, что к чему,

что ник чему…

И тут же память -

ей незачем теперь лукавить!
–

начнёт вести тебя сквозь тьму

страстей и страхов, и судьбы,

и преисподней в отдаленьи -

в одном знакомом направленьи:

где кони стали на дыбы,

где жизнь, собравши все счета

и, расплатившись чем сумела

за всё вокруг, шагнула смело,

не понимая ни черта,

в неведомую благодать -

и разошлись два очевидца:

моё Счастливо-оставаться -

с твоим Счастливо-покидать.

* * *

С божеством и дождём на плече, с небольшим божком, -

тут лишь Небо и Время, тут можно идти пешком,

можно хлюпать по грязи – и… хлюпать, и славить дождь, -

так из грязи да в князи не ведаешь, а придёшь.

Это только вопрос небес и вопрос времён -

никаких по пути известий и перемен,

только дымка в глазах, только ветер свистит в ушах -

не заметишь и сам, как к тебе подобрел ландшафт,

не заметишь и сам, как на рынке твоих полей

продают по дешёвке бальзам, продают елей,

как к тебе по пути заплутавшим щенком приник

неродной твой язык, твой отныне родной язык.

С божеством и дождём на плече в никуда, вперёд -

где гуляет, земли не касаясь, чужой народ,

принимающий за своего и тебя, и всех

и светящийся светом лазоревым из прорех.

Может, люди, а может, и птицы – не всё ль одно: