Зеленые небеса
Шрифт:
Я полез в рюкзак, и вытащив телефон, протянул его лейтенанту. Посмотрев на пакет с золотыми украшениями, вытащил самую массивную цепочку и одел на себе шею.
– Память!
– пояснил я удивлённо поднявшему брови взводному, и тот кивнул, мол, хрен с ним, ладно. Остальное золото отдал Сандалло, лейтенант тут же вытащил из стола бланк и не спеша составил опись принимаемого имущества, затем подшил бумагу к моей папке. Закончив с этим, нажал на кнопку звонка на стене и через несколько мгновений в кабинет влетел дежурный
– Разрешите?
– Всё, забирай молодого и определи его в расположении. Ну и доведи распорядок дня, короче, чего мне тебя учить, сам знаешь!
– Слушаюсь!
Дежурный отвёл меня в большое спальное помещение, уставленное двухъярусными пружинными койками с тощими матрацами и зелёными грубыми одеялами. Указал на второй "этаж" угловой "шконки":
– Твоё место, тумбочка на двоих, твоя и курсанта, что напротив тебя, сверху. На койке разрешается только сидеть, спать и лежать без команды "Отбой" строго запрещено. Ясно?
– Ясно!
– грустно кивнул я, мне как раз бы отлежаться бы немного, а тут такой облом.
– Дальше. Распорядок такой: подъём в шесть ноль-ноль, физические упражнения в шесть-тридцать, приведения себя и расположения в порядок семь -тридцать, а в восемь завтрак. Затем общее построение, а в девять начинаются занятия. Обед в тринадцать ровно, полчаса на отдых, затем занятия до восемнадцати ноль-ноль. Через полчаса ужин, с семи вечера до девяти свободное время, затем общее построение с проверкой и отбой в двадцать два ноль-ноль. В коридоре распорядок на стенде, почитаешь ещё. У тех, кто заступает на дежурство, после обеда отбой, затем отдельное построение в шесть вечера. Запрещено употреблять алкоголь и тем паче наркотики - если поймают с сипулином, всё, три года каторги.
– Что такое сипулин?
– спросил я у дежурного.
Тот недовольно поморщился и сказал:
– Нельзя перебивать старшего по званию, за это наказывают. Сипулин - это наркотик, редкостная дрянь, привыкание с первого употребления. Ты что, курсант, совсем от жизни отстал?
Дежурный почесал репу, думая, что ещё сказать, затем прищурился и состряпав ехидную рожу выдал:
– И во ещё - у нас тут и девушки обучаются, общаться можно, но непотребные отношения караются каторгой. Но если дойдёт до свадьбы, то без проблем, чешитесь сколько хочешь, даже отдельный угол в общежитие выделят. И совместное прохождение службы по окончанию училища. Вопросы?
– Сейчас мне что делать?
– спросил я его.
– Сейчас без пяти час дня, обед, пойдём, отведу тебя, ну а потом получишь форму курсанта и по распорядку!
Кинул пустой рюкзак в тумбочку, и мы вышли из казармы. На плацу уже чеканили шаг сотни ног в тяжёлых ботинках и множество глоток орали срывающимися юношескими голосами:
"- Не видать мне жизни, братцы.
За царя не умерев.
И с отвагой буду драться.
Как большой могучий лев..."
– Аппетит нагуливают!
– видя моё удивление, пояснил дежурный.
– Ну и совместное исполнение боевых песен усиливает сплочённость и братство. И ты скоро запоёшь, будь уверен!
Ага, подумал я, всю жизнь мечтал поорать какую-то хрень про царя... Толи дело, наши военные песни, там всё красиво и поэтично, как там пел Виталик Лаптев:
"На прощанье двери роты.
С шумом затворю.
Свои чёрные погоны я тебе дарю.
Этот номер автомата, и противогаз.
Я дарю тебе, салага.
Уходя в запас..."
Виталик привёз домой со службы кассету с солдатскими песнями, и мы часто их слушали в машине. Многие наизусть почти выучил, думал пойду служить, буду сам их петь. Спел...
Кормили здесь просто на убой. Каждому по большой тарелке вкуснейшего супа, на второе макароны с мясом, чай с пирожками. Вокруг уплетают за обе щёки курсанты, в основном примерно моего возраста. Столовая большая, красивая, на стенах натюрморты в золочёных рамах, цветы в горшках, словом достаточно уютно. В дальнем углу кушают девчата, их первыми в зал запустили, без идиотских песен на плацу, прошли строевым круг по плацу и за стол. А парней заставили раз пять встать и сесть перед едой, сержантам не нравилось, как не организованно и в разнобой усаживались курсанты за стол. О чём -то подобном, кстати, рассказывал Виталик Лаптев, говорил, что время, отпущенное на приём пищи ограниченно, и этим пользуются начальнички, не преминут поиздеваться на вечно голодными бойцами.
После обеда все курсанты расселись по курилкам и скамейкам, а меня дежурный повёл на склад, где старый одноглазый капрал выдал комплект формы с нижним бельём и кожаным ремнём. Одел всё это, посмотрел в большое зеркало и чуть не плюнул в отражение - клоун клоуном, просто пипец... Как из Деревни Дураков, что по телеку крутят, только баяна не хватает, тьфу!
– Нормальную форму заслужить надо ещё!
– по видимому, понимая мои чувства, сказал старик.
– Не всё сразу, сынок!
– А она мне нужна?
– ответил я ему мысленно, пытаясь привести участившееся дыхание в норму.
– Распишись!
– капрал сунул мне перьевую ручку и ткнул пальцем массивный, прошнурованный сургучовой печатью журнал.
– И носи с достоинством, все великие люди нашей страны начинали с этого...
Глава одиннадцатая.
– Поприветствуйте нового курсанта!
– торжественно произнёс преподаватель у исписанной мелом доски, когда дежурный закрыл за собой дверь с той стороны учебного помещения, и добрая сотня любопытных глаз уставилась на меня.
– Князь Мартынов, Алексей Георгиевич, садитесь, князь. И зовите меня Леопольдом Робертовичем.
– Здрасте!
– пробормотал я, чувствуя себя несколько неловко, и окинув взглядом класс в поисках свободного места за партой.
Помещение большое, три ряда по десять двухместных столов -парт, за которыми сидят курсанты и курсантки, девчат тут тоже немало, смотрят на меня с интересом нескрываемым, как на зверушку диковинную. Подошёл и уселся рядом с молодой девушкой, бросил искоса на неё короткий взгляд. Довольно симпатичная, светленькая, глаза синие -синие, как небо в жару над родным колхозом, сидит и смотрит на меня с полнейшим безразличием.