Зеленый берег
Шрифт:
— А как ты относишься к тому, что я учусь на отделении татарского языка? — спросила она.
— Приветствую и одобряю. — Это было сказано с глубоким чувством.
— Спасибо. — И она посмотрела прямо в лицо Агзаму. Это был признательный, доверчивый взгляд. В нем не было ни сомнений, ни настороженности.
Во дворе стукнула калитка, — должно быть, вернулась тетушка Забира.
Агзам поднялся со стула, приветливо подал руку. В своей широкой, твердой ладони он, как в тот раз, чуть дольше обычного задержал узкую ладонь Гаухар, Иона услышала осторожное пожатие. Чувствуя, как доверчиво раскрывается ее сердце, она привяла этот знак
Отдернув занавеску, она смотрела, как Агзам уходил ровной походкой, держась прямо, словно знал, что она смотрит вслед ему. И Гаухар все еще продолжала стоять у окна, не боясь, что Агзам вдруг оглянется и увидит ее.
9
Солнце решительно повернуло на весну; дни стали длиннее, потеплело. В марте мороз нет-нет да и заставлял «поплясать», словно собиралась вернуться зима. Но в первую неделю апреля молодежь уже перестала надевать зимнее пальто. Правда по утрам и вечерам было холодновато, зима откуда-то издалека все еще посылала свое сердитое дыхание. Наконец совсем сдала. В воздухе даже по вечерам чувствовалось теплое веяние. В такое время ребят и насильно не удержишь дома.
День ото дня солнце светило все ярче; не дотаявший в ложбинах зернистый снег сиял ослепительной белизной; звенели ручьи в канавах, бурлили потоки в оврагах, безудержно торопясь слиться с Камой. Весенний воздух возвращал к жизни каждую травинку, каждый кустик. Сперва на дорогах было очень грязно, казалось, земля перенасыщена влагой и поля не скоро подсохнут. Но распутица миновала как-то незаметно, тропинки, а потом и дороги стали подсыхать.
Гаухар хотелось поскорее вывести свой класс в поле, луга, на берег реки. Не станешь же рассказывать в классе о весеннем обновлении природы. Ребята словно угадывали желание учительницы, то и дело нетерпеливо спрашивали: «Гаухар-апа, когда мы пойдем на Каму?» И услышав очередное: «Теперь уже скоро», — шумно выражали свою радость.
Наконец-то настало это долгожданное утро, они пошли на берег Камы… Силы небесные, сколько здесь красоты, какой простор! Река до краев наполнила русло и вот-вот выйдет из берегов, половодье затопит луга, сольется на левобережье с горизонтом. А пока еще не кончился ледоход. Вон как громоздятся, переворачиваются, кружатся огромные льдины! Какая мощная сила! Шум и треск не умолкает между берегами. Можно часами стоять и смотреть на проплывающие глыбы льдин. Даже не верится, что зимой река лежала мертвая, недвижимая, можно было без опаски ходить по льду. А сейчас к ней и подойти страшновато.
Зато уж летом наступит раздолье. Ребята будут плавать и плескаться в реке, а те, кто поменьше, — копаться в горячем от солнца песке. По Каме медленно поплывут плоты, баржи; мощные теплоходы вспенят воды, разведут волну. А пока… можно только зажмурить глаза и представить эту шумную, радостную жизнь на реке.
Гаухар любит природу, готова бесконечно любоваться ее картинами. Но ведь она прежде всего учительница. Надо рассказать ребятам все, что сама знаешь об этом солнечном, красочном, необъятном мире, — по возможности интересно и понятно рассказать. Тайны живой природы волнуют и увлекают детей. Вон как тянется травка к солнечному свету и теплу, а вот эта журчащая в ручье вода, по словам учительницы, растворяет содержащуюся в земле пищу для растений; вон с какой резвостью и смелостью носятся
— Гаухар-апа, а у нас на Каме скоро построят электростанцию?
— Вот будет здорово! Значит, плотину насыплют и наша Кама разольется еще шире?
— А мне хочется, чтобы по Каме всегда вот так же плыли льдины. И я каждый день приходила бы смотреть.
— Вот глупая! Если по реке и летом будут плыть льдины, где ж нам купаться?!
Нельзя сердиться на ребят ни за их странные вопросы, ни за возникающие между ними споры. Ведь каждый из них, слушая учительницу, хотел бы и самостоятельно открыть какую-то частицу необозримого мира. К сожалению, фантастические открытия эти со временем размываются под напором более точных знаний, но память еще долго хранит чудесные постижения детства.
Когда они возвращались в город, солнце грело еще жарче. Ребят разморил этот весенний день, полный тепла и света. Ничего, они быстро отдохнут, восстановят силы. Тех, кто жил недалеко, Гаухар сразу же отправила по домам, а других довела да школы и здесь попрощалась с ними. На душе у нее было светло и легко, словно она сегодня сделала для людей какое-то большое доброе дело. С таким радостным настроением она и пришла домой.
Едва успела Гаухар выпить чаю и уже собралась сесть за книги и тетради, как явились Зиля с матерью. Обе так и сияют. Мать торопится объяснить:
— Только что пришла с работы, Гаухар, — и вот прямо к тебе побежали делиться хорошей новостью.
Теперь, думаю, выполнят свое обещание… С работы вызвали меня в горсовет. Говорят: «К празднику непременно комнату получите в новом доме, И кухня будет у вас, и горячая вода…»
Женщина вытирала слезы кондом платка. Невольно затуманились глаза и у Гаухар, Зиля с удивлением смотрела на мать и на учительницу: «Не понять этих взрослых. Смеяться, хлопать в ладоши надо бы, а они — в слезы…»
Но вот Забира, взрослый человек, — она тоже удивляется:
— Так почему же вы плачете?! Ей-богу, выйти бы на улицу и весело кричать: «Нам комнату дают! В новом доме!»
— Да уж такие мы, женщины, Забира-апа, — сквозь слезы улыбается мать Зили. — Плачут ведь не только с горя. Бог дал человеку и слезы радости.
— Тогда поплачьте, — соглашается сговорчивая тетушка Забира. — Кому и дать комнату, как не вам! Покойный ваш хозяин строителем был, вот советская власть и вспомнила об этом. Может, чайку выпьем на радостях?
— Нет, нет, пожалуйста, не беспокойся, Забира-апа. Мы зашли, чтоб поделиться своим счастьем. Спасибо тебе, Гаухар, за хлопоты! Да исполнятся твои желания!
Тетушка Забира проводила их взглядом и сморгнула слезу.
— Право, как увидишь счастливых людей, так и защиплет глаза.
Окна школы распахнуты настежь. Комнатные цветы в коридоре распустились, тянутся к солнцу. Перемена, Голоса ребят звенят на всю школу.
Проходя в учительскую, Гаухар вдруг остановилась у окна. Не в школе, а где-то на улице, под окнами, среди других ребячьих голосов слышен необычайно веселый смех. Постой, никак это Зиля! Так и есть… В лучшие свои дни только она из всего класса умела смеяться столь заливисто. Неужели вернулась к девочке прежняя ее жизнерадостность? Что ж, в добрый час.