Зеленый берег
Шрифт:
Гаухар напомнила ему о матери Зили, далеко не первый год работающей в больнице, сообщила о постигшем ее семейном горе.
— Как ни стар был дедушка Рами, все же помогал своей вдовой невестке по хозяйству, Теперь эта бедная женщина осталась одна с малолетней дочкой на руках. Домишко у них ветхий, изо всех углов дует ветер, А тут, ко всем бедам, дров нет ни полена. И с улучшением жилища дело тянется без конца…
— К сожалению, вряд ли чем сумеем помочь, — перебил завхоз, поняв, куда клонит учительница, — После смерти деда мы оказали нашей работнице кое-какую помощь. Сами знаете, возможности у нас весьма скромные, что касается дров… —
— Но ведь сейчас только начало февраля, — напомнила Гаухар, — надолго ли ей хватит этого кубометрика?
— Вот уж не знаю. Мы исходим из наших возможностей.
— Я думаю, что, исходя из возможностей, найдете кубометра три-четыре. Ведь эта женщина работает в больнице, не покладая рук.
— На работу ее мы не жалуемся, потому и делаем все, что можем.
— Все же я думаю — это не, последнее ваше слово. Надеюсь, мне не придется беспокоить по такому маленькому делу заведующего райздравотделом.
Что-то вроде улыбки мелькнуло на лице завхоза.
— Я вижу, вы настроены воинственно. Если бы я мог, дал бы и десять кубометров… Ладно, может, придумаем что-нибудь. Завтра, самое позднее — послезавтра подвезем дровишек.
— Большое спасибо. А что № думаете насчет жилья вашей работницы? Ведь в дырявой хибарке ютится.
— Это уж не от вас зависит, — сухо ответил завхоз. — Мы со своей стороны ходатайствовали. Документы передали в горсовет. Вам не мешало бы поторопить председателя исполкома.
Гаухар ничего не оставалось, как на следующий день направиться в городской Совет. Председатель внимательно выслушал ее. Да, заявления гражданки Рамиевой и ходатайство больницы он читал. Но, признаться, не помнит, чем кончилось дело. У него десятки таких заявлений. Впрочем, можно подробно ознакомиться с вопросом.
Он нажал кнопку, вызвал секретаршу, велел принести папку с документами Рамиевой. Через каких-нибудь десять минут он уже листал бумаги, подшитые в папке.
— Мы сейчас постепенно переселяем тех, кто живет близко к реке и обычно страдает от весеннего наводнения. Люди не очень-то стремятся строить себе жилье, хотя мы и отпускаем им стройматериалы. Большинство требуют квартиры от государства… Да, да, я вижу, положение у Рамиевой нелегкое: заработок у нее небольшой, на свои средства не сможет отремонтировать избушку, муж погиб от несчастного случая на стройке… вполне согласен с вами, она имеет право получить квартиру… Но пока не могу обещать что-либо конкретно. Буду иметь в виду… Заходите, звоните.
Сетовать на невнимание" председателя было нельзя, но и на благоприятный исход дела в ближайшее время трудно надеяться.
Гаухар невольно подумала об Агзаме Ибрагимове. Что, если она обратится к нему? Ведь он, кажется, член горисполкома. Сейчас он в командировке, придется подождать возвращения.
На обратном пути решила завернуть к Рамиевой. Вчера мать Зили жаловалась: «Нынче истоплю печку, приготовлю обед, а завтра не знаю, что и делать…»
Еще издали Гаухар увидела ворох дров возле знакомой избушки. Она облегченно вздохнула: «Все-таки привезли! Значит, у больничного завхоза есть сердце в груди!»
Вдова Рамиева, одетая
— Покойный дедушка Рами говорил, что учителя часто советуются с ангелами. Должно быть, так оно и есть. Не правда ли, Гаухар-апа?
— Не знаю, мне не доводилось советоваться с ангелами, — не скрывая улыбки, ответила Гаухар и кивнула на дрова: — Кажется, не жаркие, осиновых много.
— Э-э, Гаухар, дареному коню в зубы не смотрят. У нас в больнице такие же. Наш завхоз спрашивает: «Близкой ли родственницей приходится тебе учительница и нет ли у нее знакомых в здравотделе?» Говорю: «Близкая. Ведь она учит мою дочь…» Уж не знаю, Гаухар, какие ключи ты подобрала к сердцу этого человека?
— Он же не свое дает, — заметила Гаухар.
— Э-э, когда просишь, мало думаешь о том, кому принадлежит добро. Дали — спасибо, не дали — от ворот поворот. Вот и все. Сейчас затопим печку, и разогреем горячими угольками самовар.
Вопреки опасениям Гаухар, дрова горели дружно, сухо потрескивая. А вот и самовар зашумел.
— Особых угощений у меня нет, — говорила мать Зили, — но если бы ты, Гаухар, выпила с нами стаканчик чаю, мы были бы очень рады. Правда, Зиля?
Перед тем, как идти сюда, Гаухар успела перекусить дома, да и Зилю угостила. Но от чашки чая не отказалась. Увидев, что учительница снимает шубку и вешает на крючок, Зиля даже в ладоши захлопала. А ее мать уже накрывала стол и бегала так быстро, что концы платка и подол платья у нее взвивались, как на ветру.
Отхлебывая горячий чай, Гаухар рассказала о своем посещении председателя горисполкома.
— Вот если б к Первому мая дали вам комнату в новом доме, жизнь у вас совсем бы наладилась. Да, чуть не забыла: если вы согласны, Зиля с завтрашнего дня может находиться с двух до четырех часов в интернате, там, где живет Акназар.
— Хочу, Гаухар-апа, хочу, — радостно воскликнула девочка.
— Ну вот уж, ребенок я есть ребенок, — радуется чужому дому. Тысячу раз спасибо тебе, Гаухар!
Когда Гаухар уходила от Рамиевых, уже стемнело. Ничего особенного вроде бы и не сделала она сегодня, и все же ей хотелось улыбаться. Но больше всего она была благодарна Бибинур, выхлопотавшей для Зили местечко в интернате. А сама-то девочка вон как обрадовалась… Она понимает, что не постоянно будет жить там, а всего лишь два часа в день, Вообще-то девочка с тяжелым чувством открывает чужую дверь, даже к тетушке Забире идти стесняется. Отчего это? Ведь Зиля знает, что тетушка Забира всегда рада ей. И все же… А вот в интернат Зиля готова идти без малейшей неловкости. Не исключено, что она как-нибудь по-своему все же понимает общественные начала жизни в интернате.
Через какие-то два-три дня утром, направляясь в учительскую, Гаухар увидела в коридоре. Зилю с Акназаром. Они увлеченно разговаривали о чем-то необычайно-интересном для них. При виде Гаухар оба смутились и словно бы виновато поздоровались, Гаухар сделала вид, что ничего не заметила, и приветливо ответила им. Быть может, через какое-то время дружба их сама собой угаснет, а может быть, перерастет в другое, более сильное и сложное чувство. Учительница не имеет права останешься слепой, равнодушной или предвзято настроенной к отношениям, ребят между собой, но, не переставая быть наблюдательной, она должна сохранять величайший такт.