Зелёный Феникс
Шрифт:
– Обещай, что больше не будешь меня целовать.
– Обещаю. Сегодня.
– Никогда.
– Никогда, - вздохнул он.
Меллония провела гребнем по гриве, хотя все волоски были на своих местах. Скакун скреплял их смесью смолы и мирриса. Затем она по-дружески похлопала его по боку и неожиданно почувствовала, как он задрожал.
– Какая ты стала красивая! Как гиацинт.
Красивая? Цветы бывают красивыми. Ласточки. Бабочки. Разноцветные камушки на дне ручья. Но никто никогда не говорил так о ней. Она с трудом сдержалась, чтобы не спросить: "Почему я красивая? Тебе нравится зелень моих волос? Но она небезупречна. В ней мелькают золотые солнечные нити... "
Меллония быстро отдернула руку и сказала:
– А
– Волумна собирает всех на совет в зале под Смоковницей Румины. [... в зале под Смоковницей Румины - священное дерево, посвященное богине Румине, Фикус Руминалис, к которому вынесло впоследствии течением Ромула и Рема, будущих основателей Рима. Смоковница - дерево рода фикус, семейство тутовых, иначе - инжир, фиговое дерево.]
– Что случилось?
– воскликнула Меллония. Такое бывало не часто и означало, что речь пойдет о чем-то серьезном.
– Наверное, опасность.
– Какая?
– Не знаю, - ответил Скакун, и Меллония поверила ему.
Серьезные события не обсуждают с мужчинами, особенно с кентаврами, достаточно того, что их просят что-нибудь передать.
Она спешила к Смоковнице, Фикусу Руминалису, росшему в полумиле от ее дома. На ней не было ни ботинок, ни сандалий, ни тяжелой одежды, лишь ножной браслет из красных ягод и зеленая полотняная туника, которая блестела на солнце, как листва. Шею украшало ожерелье из зеленых желудей. Только лань могла бы догнать ее. Конечно, кентавру это было не под силу, разве что они оказались бы на ровном, открытом месте. Удаляясь, она чувствовала на себе его взгляд и думала, почему он задрожал от ее прикосновения. И все эти разговоры о поцелуях! Они ведь выросли вместе. Он был единственным мужчиной, которому ее мать позволяла находиться рядом с их деревом. Но мысли о совете и опасности заставили ее забыть о нем.
Это была одна из самых высоких смоковниц с ветвями, усеянными маленькими зелеными ягодками, которые вскоре превратятся в зрелые плоды, но ни одна пчела не посмеет притронуться к ним, пока они не упадут на землю. Между пчелами и дриадами существовало полное взаимопонимание, ведь это дерево было их Богиней Матерью, а плоды, так же как и дриады, - ее детьми.
В получасе ходьбы отсюда стоял Дуб зачатий - Дуб Румины, божественного супруга Румины, менее почитаемого, чем она, поэтому ему было отведено не столь завидное место в Вечном Лесу.
Помещением для советов служила пещера, специально вырытая под смоковницей. Тонкие корешки свисали с потолка, как приползшие туда змейки. Дриады сделали пещеру глубоко под землей и копали очень аккуратно, чтобы не повредить главные корни - артерии их матери. В нишах, устроенных в земляных стенах, ровно горели смоляные факелы - воздух в пещере был совершенно неподвижным; стоявшие полукругом деревянные скамьи поднимались рядами кверху. По образцу этих сооружений, изобретенных еще критскими дриадами в незапамятные времена, критяне построили арены для игр с быками. В пещере находилось около пятидесяти дриад, женщин и девочек. Когда дриада рожала мальчика, его сразу же бросали в лесу. Если он не доставался льву, то какая-нибудь добросердечная мать семейства кентавров забирала его, чтобы вырастить вместе со своими детьми, или же фавн - а все фавны были мужчинами - разрешал ему примкнуть к своему тощему, сильно пахнущему веселому выводку. Одного из таких мальчиков Меллония спасла, когда ей было четырнадцать лет, решив воспитать как брата, но ее мать быстро отнесла ребенка на прежнее место.
– Таков закон Румины, - сказала она.
На следующее утро Меллония обнаружила там, где был оставлен младенец, следы льва, красноречиво свидетельствующие о том, что здесь произошло, и именно с этим зверем она расправилась при помощи своей дубинки. Целую неделю Меллония не разговаривала с матерью. Наконец та сама подошла к ней, и Меллония простила ее, получив разрешение дружить со Скакуном.
– Эней высадился в устье Тибра.
Все дриады были маленького роста, фута четыре или около того, но Волумна казалась высокой. Это впечатление создавалось благодаря прямой осанке, сильному голосу, напоминавшему трубный звук раковины, и высоко зачесанным зеленым волосам, заколотым медными булавками. Ее открытые острые уши походили на еловые дротики, которыми фавны пользуются, охотясь на львов. Меллония испытывала к ней уважение. Она почти любила ее.
"Эней высадился..." Этим было все сказано, больше ничего не требовалось говорить. С ранней юности дриады знали, что даже лучших из мужчин можно терпеть, лишь когда используешь их в качестве гонца, обмениваешься с ними товарами или вместе сражаешься против тех, кто вторгся в Вечный Лес.
А Эней - самый худший из мужчин. Всем была известна его история: лет пятнадцать назад - точность этой цифры зависела от рассказчика - он бросил свою жену в разоренной, охваченной пламенем Трое, предпочтя спасти маленького сына Аскания и престарелого отца, гнусного лгуна, заявлявшего, что он был близок с самой богиней Венерой. После долгих странствий Эней высадился в Карфагене, воспользовался гостеприимством царицы Дидоны, склонил ее к браку ради того, чтобы заполучить на свои корабли продовольственные запасы, а затем коварно оставил. Она умерла, взойдя по своей воле на погребальный костер, а ее мстительная сестра Анна последовала за ним в Италию (куда, по его словам, он направился по воле богов), чтобы поведать всем о его злодеяниях. Теперь же, после долгих скитаний, соблазнив без сомнения еще многих, так как говорили, что, несмотря на свой зрелый возраст, он очень нравится женщинам, Эней высадился там, где Тибр впадает в море, в нескольких милях от рощи дриад-дубовниц.
– Он мужчина, - тихо сказала Сегета, тетушка Меллонии, - более того человек.
У границы Вечного Леса жили люди, вольски, но правила ими все-таки женщина, Камилла, [... жили... вольски, но правила ими все-таки женщина, Камилла - вольски - древнее племя центральной Италии, вероятно родственное умбрам. Камилла - дочь Метаба, царя Приверна. Отец дал обет посвятить ее богине Диане. Камилла стала амазонкой и погибла, участвуя в войне Турна против Энея.] и они не трогали обитателей леса - фавнов, дриад, кентавров и всех остальных. Но чужеземцы - это значит дороги, города, войны. И хуже всего - мужчины. Такое даже страшно себе представить.
– Из наших деревьев они сделают галеры и построят укрепления.
– А мы, - сказала Волумна, - станем их добычей, и они овладеют нами.
– Овладеют? Не понимаю, - сказала Меллония. Ее мать умерла, так и не успев рассказать ей обо всех пороках мужчин.
– Они заберут нас в свои дома.
– И превратят в слуг?
– Хуже.
– Будут целовать нас? В губы?
– Заставят рожать им детей.
– Как после сна в Священном Дереве?
– Мы должны будем спать с ними. Словно животные.
Меллония вырастила немало овец и ланей и знала, что, перед тем как произвести на свет потомство, они спариваются. Кентавры были слишком деликатными, чтобы заниматься любовью при посторонних, зато фавны, голые и бесстыжие, запросто позволяли себе это в тени деревьев дриад. Меллония как-то закидала одну такую парочку желудями и в ответ получила от фавна по кличке Повеса наглое предложение занять место его партнерши. Это происшествие оскорбило ее и вызвало глубокое отвращение. Она знала также, что некоторые дриады были вынуждены вступать в связь с мужчинами. У тех дриад, которые жили к северу от них, не было Священного Дуба, и они выбирали себе мужей среди фавнов. Но мужчина - человек! Начнутся поцелуи в губы. И даже хуже. Это будет бесчестье и унижение, сравнимое лишь с пламенем, готовым истребить дерево. (Грешная мысль проникла в ее голову, как пчела проникает в зрелый плод: не всякое пламя истребляет. Тепло доставляет удовольствие - как очаг или костер в лесу поздней осенью, перед Белым Сном.) Она вспомнила об Энее и заставила себя содрогнуться.