Земля и море
Шрифт:
Когда Рудите вернулась с Дейнисом, Томас лежал, вытянувшись во весь свой большой рост, упираясь головой и ногами в решетки кровати. Он не дышал. Совершенно очевидно было, что ему уже ничем не поможешь.
— Осмотрим, — сказал Дейнис.
Взяв руку Томаса, он сделал вид, что считает пульс, затем, ничего не говоря, приложил ухо к груди старого рыбака, пощекотал ему пятки. Томас был неподвижен. Дейнис вынул из кармана пузырек с нашатырным спиртом и поднес его к носу покойника. И это было бесполезно.
— Я сделал все что мог, — сказал лодочный мастер. — Моя помощь пришла слишком поздно. Эту ночь ты переспишь у нас, Рудите. Утром Байба поможет обмыть отца.
Тоненьким
Утром соседи — одни из сочувствия, другие ради любопытства — пришли помочь девушке. Байба с пожилыми женщинами обмыли и одели покойника. Дейнис сделал гроб и покрасил его быстросохнущей краской, а Лаурис отправился в похоронную кассу. Старый Зандав состоял ее членом, так что денег на похороны хватило. Рудите написала Алексису, просила приехать с Аустрой на похороны.
4
Но Алексис приехал один. Благодаря стараниям Дейниса жители поселка уже знали о состоянии Аустры, поэтому простили ее отсутствие. Только Лаурис был огорчен. Не состоялось свидание, о котором он втайне мечтал, а теперь, если принять во внимание изменившуюся обстановку, неизвестно, когда еще представится возможность увидеть Аустру.
Одна из трех лошадей в поселке принадлежала Тимроту. Он и отвез гроб с телом старого Томаса на кладбище. В день похорон выдалась хорошая погода. Похоронная процессия, освещаемая ярким осенним солнцем, направилась через лес и затихшие поля к кладбищу. Провожающих оказалось немало, большинство пожилые и старики, друзья и сверстники Томаса. У кладбищенской ограды мужчины сняли гроб с телеги и на плечах внесли на кладбище.
От кладбища до поселка было четыре километра. Алексис, Рудите и Лаурис возвращались домой берегом моря, чтобы сократить путь. Уже третьи сутки море было тихим, точно озеро. У самого берега спокойная поверхность казалась блестящим гладким шелком, чуть подальше вода покрылась темными островками ряби. В местах, где через такой островок прошла лодка, долго светилась серебристая дорожка.
Некоторое время все шли молча, погруженные каждый в свои заботы, вызванные смертью старого Зандава. Чувствительнее всего она коснулась Рудите — теперь она оставалась совсем одна. Оба — Алексис и Лаурис — думали о ней. И хотя в день похорон не принято говорить о таких делах, Алексис иначе не мог, он до отъезда должен был все выяснить.
— Как ты теперь собираешься жить? — спросил он у сестры.
— Не знаю. Тебе следует поговорить с Лаурисом.
Лаурис вздрогнул, пожалев, что не пошел с кладбища другой дорогой. Алексис вопросительно взглянул на друга.
— Что ж я, — пробормотал Лаурис. — Это вам самим лучше знать. Может, у Алексиса есть какие-то свои соображения.
Алексис вспыхнул, точно Лаурис угадал его сокровенные мысли. Всем стало неловко. Лауриса пугала необходимость принять решение о своей дальнейшей жизни: сейчас он должен или жениться на Рудите, или окончательно отказаться от нее: неопределенности здесь больше не было места.
Что касается Рудите, то она ничуть не сомневалась, что желания Лауриса совпадают с ее желаниями, ей только неясна была точка зрения Алексиса. В какой мере он поддержит их, в чем выразится его помощь и не станет ли он претендовать на отцовское наследство? Он сын и имеет право на свою долю. Но что тогда останется ей с Лаурисом?
Труднее всех, пожалуй, было Алексису. Он понимал состояние сестры, знал, на что теперь надеется она. Но сам он стремился к тому, что должно было полностью разрушить эти надежды. Открывалась возможность
И все же нельзя упускать возможности вернуться.
Алексис, вздохнув, сказал:
— Да, у меня, конечно, есть свои соображения. Но попытаемся устроить все так, чтобы всем было хорошо. Знаете, откровенно говоря, мне надоело там, в Эзериешах. И очень сильно тянет обратно. Там мне не место. Я никак не могу привыкнуть. Все там хорошо, но не для меня.
Рудите побледнела. Лаурис вздохнул, но никто не догадался, что это был вздох облегчения. Он не произнес ни слова, боясь выдать свою радость: «Они будут жить здесь, я смогу видеть ее каждый день!»
— Я понимаю тебя, Алекси, — справившись со своим волнением, сказал Лаурис. — Я поступил бы так же.
«А мы… что же будет с нами?» — казалось, спрашивал взгляд Рудите. Она была жестоко разочарована. Словно читая ее мысли, Алексис сказал:
— Но я не собираюсь долго жить в старом доме. Может быть, только первый год нам придется пожить вместе. За это время я выстрою новый дом, и Рудите останется хозяйкой в старом. Когда вы поженитесь, дом будет вашим. И в море мы будем ходить вместе, Лаурис. Лучше же объединиться с родным человеком, чем сколачивать артель из посторонних.
— Можно, конечно, и так… — сказала Рудите. — Как ты считаешь, Лаури?
— Я думаю, Алексис прав, — ответил он. — Год можно и подождать.
— А можно и вместе всем жить, — заметила Рудите. — У нас три комнаты, так что из-за жилья откладывать нечего.
— Понятно, — согласился Алексис. — Каждой семье по комнате, а третья общая. Уживемся, ведь мы не чужие и друг друга знаем.
— Все устроим, времени еще достаточно, — сказал Лаурис.
На утро следующего дня Алексис уехал в Эзериеши с твердой уверенностью, что через несколько недель возвратится сюда совсем. По мере того как затихла навеянная смертью отца и похоронами грусть, Алексиса охватила радость. Как все удачно повернулось в его жизни! Да и Рудите и Лаурис воспрянули духом, ведь планы Алексиса не шли вразрез с их планами… какие бы они у каждого из них ни были.
5
Встречать Алексиса на станцию приехал старый Ян.
— Ну, как дома, все в порядке? — спросил Алексис.
— Да, все так же, — ответил работник. — Ведь вы недолго были в отъезде.
— Ты прав. Возможно, в следующий раз я задержусь подольше… — усмехнулся Алексис. Он совсем не походил на убитого горем человека. Взяв вожжи, Алексис беспрестанно погонял лошадь. После полудня они уже въезжали во двор Эзериешей.
Захватив приготовленный Рудите узелок с поминальными гостинцами, Алексис сразу направился в комнату. Аустра с отцом еще не обедали, и он угодил прямо к столу.