Земля имеет форму чемодана
Шрифт:
Да и Башмак, ныне утраченный, этому сомнению способствовал. Но что-то обидное, унизительное даже, было в осознании Куропёлкиным того, что он мог залететь в Икс-тропические пределы, минуя Люк. К мысли о сути и статусе Люка он привык. Поиски нового смысла можно было произвести только со скрежетом и гудением извилин.
Облегчение приносили лишь мысли о Бермудах. Тут где-то рядом должны были располагаться Бермуды. И не вписывалась ли их геометрическая фигура в один из углов Бавыкинского Чемодана?
Но вдруг его, Куропёлкина, занесло в Заграничье Земли, в какой-нибудь параллельный мир (Куропёлкин почитывал и американскую фантастику), откуда вернуться к нормальной жизни, скажем в
Успокаивало гипсовое весло.
Вряд ли такое весло могло завестись в параллельном мире. Вполне возможно, оно происходило из того же парка, что и скамья морехода. Или скамья-мореход. Свет Луны был достаточен для того, чтобы разглядеть надпись на лопасти весла: «из коллекции Удавкина». То есть стояла в парке вполне благонамеренная девушка с веслом, молодая, крепкая, в гипсовом же купальнике, никому не мешала. Но стала антиквариатом. И находчивые умельцы-собиратели поделили её аккуратно, разобрали, распилили чуть ли не приёмами щепетильных реставраторов. И было добыто девушкино весло, без единого сколка и огрызка арматуры. Но возможно, оно надоело собирателю и было выброшено в мусорный контейнер.
Куропёлкин опробовал весло в воде, было оно тяжеловато, но гребки им вышли обнадёживающими. Обзавёлся Куропёлкин и запасным веслом — дворницким скребком для зимних климатических рекордов. И скребок «кыргыза Чолпона с Дмитровки» (выцарапано ножом) плавал нынче вблизи китов.
102
Пластиковый пакет и запасное весло были приторочены к парковому сухогрузу, и Куропёлкин, перекрестившись, отправился в плавание, сам не зная куда.
Где находятся «Норд», «Ост», «Зюйд» и «Вест», он, естественно, определил, но карт не имел. Что было бы, если бы он двинул на Север, куда его влекли интуиция и логика (оттуда по-прежнему слышались металлические звуки людских усердий), он мог лишь предполагать — там наверняка состоялась бы новая встреча с Подпалым и Кукарачей, а снова увидеть их рожи Куропёлкин не желал.
Забыл сообщить, что Куропёлкин среди прочих дармовых подарков кораблекрушения обнаружил на песке офицерскую плащ-палатку с капюшоном, продырявленную и в порезах, но полезную при ночных сыростях и прохладах. Накинул её на плечи, влез на сиденье скамьи, раскачивая средство передвижения, отыскал центр тяжести. И с помощью гипсового весла превратился в каноиста.
Емеля на печи! Мореход на парковой скамье!
Как тут не рассмеяться! Над собою, дураком!
Ну, посмеялся! А дальше-то что?
И направил скамью подальше от китов и звякающей суеты возможных поисков сгинувшей субмарины «Волокушка», курсом на норд-вест.
103
И поплыла скамья, должная стоять на парковой аллее…
Далее рассказ о хождении Куропёлкина к Большой Суши пойдёт сбивчивый, лоскутный, а то и состоящий из клочков.
И будет в нём больше фантазий и предположений автора, нежели смутных впечатлений Куропёлкина, ставших известными мне позже.
Куропёлкин, доверявший фарту Тихоокеанского флота и своему нюху (можно сказать, полинюху, то есть знанию девятнадцати запахов пройденных им морей и запахов и вкуса их воды), по-прежнему был убеждён, что находится в Мексиканском заливе.
Но в каком месте залива, сказать бы он не решился. Залив был до вредности большой.
Если бы у него была навигаторская карта, он мог бы сообразить, что ему было бы выгоднее взять курс на норд-ост, а потом повернуть на запад, тогда бы он не потерял двух суток. По крайней мере. К островам, малым и средней протяжённости, подходить он опасался, мало ли какие чудаки продолжали жить на них, даже выезжая порой на летние Олимпийские игры ради медалей в спринтерских дисциплинах. Прежние здешние дикари-гурманы ещё во времена путешествия Колумба в Индию были замечены в увлечении каннибализмом. Карибы, Бермуды, что с них взять! И получилось так, что, исхитряясь избежать встреч с ними, каноист Куропёлкин проплутал в мелких проливах и совершенно напрасно (о чём узнал позже) обогнул с юга Кубу и вышел к западу от её подбрюшья. Далее никаких суш вокруг не виделось. И теперь Куропёлкин отважился идти прямо на Север.
104
Из слов Куропёлкина позже мне стало понятно, что движение его посудины происходило главным образом ночами.
Но и по ночам на просторах Мексиканского (согласимся с Куропёлкиным) залива было тесно. Да и над водными просторами этими много чего летало. И в водах под Куропёлкиным, не всюду, конечно, какие-то фосфоресцирующие мелочи светились, водили хороводы и куролесили, названий и сути их Куропёлкин, к своему стыду, не знал… При мысли об этом соображения Куропёлкина остановились и замерли. Пожалуй, что и замёрзли. Но тут же и отогрелись, породив в Куропёлкине чувство удивления. И вот почему. О стыде он вспомнил лишь в связи с собственным незнанием сути каких-то подводных светляков и их научных кличек! Вот тебе раз! Более Куропёлкин вроде бы ничего не стыдился. И ни в чём и ни перед кем не был виноват!
«Ни в чём не виноват! — постановил Куропёлкин. — И нечего стыдиться!»
Чувства вины и стыда вышли бы сейчас кандалами и наручниками гребца гипсовым веслом.
Убрав из своих соображений «стыд» и «вину», Куропёлкин посчитал, что он, как мореход, боится выглядеть смешным и оттого стесняется передвигаться в дневные часы. И было из-за чего стесняться! Представляете, босой детина, в тельняшке и трусах c курочками (днём Куропёлкин, естественно, сбрасывал с себя плащ-палатку, беспорочный штиль был установлен здесь будто бы навечно), стоял в позе каноиста на каких-то сбитых досках непонятного назначения и греб странным предметом неизвестно куда и неизвестно зачем.
Поначалу Куропёлкин при приближении к нему и титаников, и пижонских яхт, ясно, что без парусов, но с топ-красотками и с прогуливающимися повесами, и мелких рыбацких фелюг бросал на доски скамьи весло (выходило, что сушил), укладывался на скамье лицом к спинке, прикрыв голову сложенной плащ-палаткой, и ждал взрывов смеха.
Но никто не смеялся.
Пальцами на него показывали, ему аплодировали с богатых туристских палуб, сдували с холеных ладоней воздушные поцелуи, бросали в воду гостинцы, иные из них в форме бутылей, возможно для того, чтобы поощрить подвиг одержимого одиночки и снабдить вещами, полезными для эксцентрического и опасного путешествия. А может, посетителями зоопарка желали ублажить неведомого им зверя. Две девицы с борта яхты «Отель „Калифорния“» отправили ему для облегчения жизни и уловов морепродуктов огромный сачок, какой мог извлечь из воды и мурену. При этом приветственно завизжали.
Сколько же развелось на Земле добродетельных и сердобольных людей, растрогался Куропёлкин.
Ко скольким же выходкам чудиков, часто совершенно неразумным, они привыкли, что готовы выкрикивать слова «Браво!» даже и дуракам, собравшимся переплыть Атлантический океан в неподгораемой сковороде «Тефаль»?
А он-то кто, Куропёлкин из Волокушки, — чудик-простак или авантюрист по необходимости?
А может, Земля и впрямь имеет форму Чемодана?
105
Тем временем в Москве, невдалеке от проспекта Вернадского…