Земля имеет форму чемодана
Шрифт:
«А как сейчас она? — подумал Куропёлкин. — Наверняка не может заснуть и мается у себя в алькове. Или смотрит в тоске на эту же самую Луну…»
Ему бы вспомнить о часовых поясах и уж точно сразу же схватить огнетушитель и залить свою дурацкую башку пеной. Но откуда Куропёлкин мог добыть здесь огнетушитель?
А у этой в опочивальне размещен сейчас очередной Шахерезад, завидовать кому не стоило.
«Черти о чём ты думаешь?!» — начал Куропёлкин деликатно, но тут же перешёл на боцманские слова.
И вдруг понял, что ему в мире всё безразлично. И собственная его жизнь-планида, и киты на берегу, и нагло-трусливые жулики-доминиканосы, и пакеты с песо, и очередной Шахерезад, и бабёнка Звонкова, то ли ведьма, то ли просто стерва…
И надо было сейчас же сползти со скамьи и утопиться…
98
«Это из-за стервы и ведьмы, что ли, утопиться?» — сейчас же возмутился Куропёлкин.
Нет, утоплением наказывать себя вышло бы делом позорным, сползать со скамьи он не стал. И даже убрал из воды ноги. Вспомнил, что совсем недавно на них была обувь. Потеря Башмака отчего-то снова расстроила Куропёлкина.
Впрочем, в Башмаке-то мародёры, даже и отодрав подошву, ничего не нашли. Башмак отплыл в прошлое. Важным для Куропёлкина стало теперь не уже случившееся с ним, а то, что могло произойти дальше. Важным и интересным.
Разъяснение непонятностей, обрушившихся на него в последнюю пору, а стало быть, и оценку степени своей вины в странных (для него) событиях Куропёлкин решил отложить на потом, сейчас же главным было — не избегать никаких новых испытаний (приключений!), истребить в себе страхи и даже позволить себе порой быть беспечным. И пусть всё идёт, как идёт. По воле волн.
Но волн-то сейчас не было.
Или были?
Ведь скамья-то из Останкинского парка куда-то плыла.
Но от скамьи пахло берегом усопших китов. Или содержимым контейнера, куда старательные услужники Трескучего и Звонковой засунули, вмяли его, нарушившего приличия подсобного рабочего Куропёлкина.
Вспомнил: на разбойном катере бандос Кукарача то и дело зажимал нос, сплевывал и бормотал:
— Гуано!
Вполне возможно, это бормотание было частью подвоха, с целью ввести матроса с субмарины «Волокушка» в раздражение, а взволнованного, его и огреть.
Слово «гуано», действительно, раздражало Куропёлкина. Он знал, что гуано было особым достоянием государства Чили, происхождением своим связанным с птичьим помётом, то есть с чем-то жидким, способным с лёту, с высот извратить наряды людей и имеющим жалко-упрощённый запах. Разве могло их гуано сравниться с нашим, крепким и выразительным!
Не могло!
Неожиданный порыв ветра подкрепил мысли Куропёлкина. Знакомые ароматы усилились. Неужели останкинская скамья, сама, по своей воле, возвращалась к берегу с китами? А ведь рябь на воде стала лишь чуть рельефнее. Или, может, здесь существовало глубинное течение (либо даже оно только что возникло или кем-то было возбуждено), какому должно было вернуть Куропёлкина к месту его вчерашнего обретения чувств и сознания? Но зачем кому-либо было необходимо (выгодно) вертеть Куропёлкина в углу водного пространства, им пока неопознанного и неназванного? Или, может, его желает всосать пробоина Бавыкина в недра Чемодана и вернуть его в хозяйство госпожи Звонковой. Ну уж нет! Да, он позволял себе порой быть и беспечным, но не да такой же степени! Хватит кататься обобранным дураком на парковой скамейке и вдыхать ароматы то ли московских мусорных сборов, то ли переливы продуктов тления усопших китов, то ли выхлопы от пузырей лежавшей на дне субмарины «Волокушка». Хватит. Хватит торчать здесь и ждать от кого-то помощи или исполнения заслуженного им наказания. Надо искать Землю!
Надо ощутить себя навигатором и мореплавателем! И вперёд! Пока не полный. Но вперёд!
99
Впрочем, какую именно Землю искать, Куропёлкин не знал.
Какую-нибудь. Твёрдую. Сушу. Большую Сушу. Материк. Хотя он был бы согласен и на остров. Необитаемо-таинственный. Без людоедов. И с магазином-баром под пальмой. И чтобы хозяйкой в нём при пивном кране была горничная Дуняша. Она же шоколадница. И чтобы никакие посудины к их острову не шлялись.
100
Тут автор (то есть я) считает необходимым объявить читателям истории Евгения Макаровича Куропёлкина, если такие сыщутся (или образуются), что ни в мореплавании, ни в навигационном деле он ничего не смыслит. Ни по каким морям не ходил, ну, если только прокатился однажды на теплоходе с бассейном из Сухума до Ялты. Про приливы и отливы я читал лишь в книгах. Оттуда же пришли ко мне слова «астролябия» и «секстан». Никогда не бывал я в Западном полушарии, где, по убеждению Куропёлкина, он находился сейчас. Не имею никакого представления об особенностях тамошнего водного, подводного и сухопутного мира, неизвестны мне в реалиях приметы быта земного пространства, куда занесло Куропёлкина. Не загорал я на пляжах Флориды и Мексиканского залива. Не наслаждался диксилендами Нью-Орлеана. Не видел акул. Лишь кое-что стало известно мне о вынужденных хождениях Куропёлкина как по воде, так и по суху. Это кое-что известное возбудило во мне фантазии, скорее всего косвенные и искажающие суть произошедшего.
А возможно, и не фантазии вовсе, а так, смысловые вариации.
101
Как бы этого ни хотелось Куропёлкину, но скамья с ним прибыла именно к берегу усопших китов. Впрочем, вышло, что оно и к лучшему. Случились неожиданные, но полезные приобретения.
Может, где-то там, в поместье госпожи Звонковой, уже был репрессирован и отправлен в Люк очередной Шахерезад. А может, прибило, даже подчиняясь лени и неге штиля, а потому и с опозданием, к берегу китов отправленные еще вчера изделия человеческих организмов и творения людских рук, пришедшие в негодность? Или, может, и впрямь всё это были свидетельства недавнего (предусмотренного Дефо) кораблекрушения, ставшие нынче трофеями адмирала Куропёлкина.
Где-то к востоку от берега китов услышались теперь дальние (относительно дальние) металлические звуки, голоса моторов, лязги и звяканья, солнце вот-вот должно было вынырнуть из воды, прогрев, где следует, в тамошние дневные часы — по необходимости расписания, антиподов из дальних стран, где люди ходят вверх ногами и не сваливаясь при этом в глубины космоса с овального бока глобуса. А стало быть, должны были объявиться экологи, а может, и морские спецы с намерением выяснить, присутствует ли где-то на дне русская субмарина «Волокушка». Или нет.
И значит, надо было срочно удирать отсюда. Куда-нибудь подальше.
Среди приобретений же Куропёлкина самым важным было признано весло. Почти все остальные обновки были уложены им в пластиковый пакет, полтора метра на метр, и должны были послужить Куропёлкину в дальнем путешествии. Среди них оказались предметы, явно не имевшие отношения к жизни среднерусской равнины, они нарушали не только предположение Куропёлкина о том, что гибель китов была следствием выброса отходов одной из восточноевропейских столиц, но и усиливали сомнения в верности теории Бавыкина.