Земля незнаемая
Шрифт:
– Эй, люд псковский, наместник Найдён воротился!
– взобравшись на бревно, орал на торгу рябой мужичонка.
Народ крикуна окружил, не верит. Купец из лавки поймал за рукав проходившего мастерового:
– Цо за глашатай выискался?
Мастеровой всмотрелся в мужика, узнал: - боярина Сидорки холоп.
Мужик своё знай выкрикивает:
– Недолго Репня в Новгороде отсиживался. Теперь сызнова московский наместник нами помыкать будет. Пожили вольготно, и будя!
Из толпы насмешливый голос прервал:
– Аль не ты ли, холоп, Псковом верховодил, когда наместник Найдён в Новгороде скрывался?
Мастеровой в тон подхватил:
– У него с боярином Сидоркой всё сообща.
Толпа дружно принялась потешаться над рябым мужиком:
– Вот те мастеровой!
– Сказал так сказал!
Кто-то стащил холопа с брёвен, дал кулаком под бок.
– Мутишь народ!
– Не просили мы Репню в наместники, незваным заявился!
– выкрикнул из лавки купец.
– Цо посадники молцат, аль языки проглотили?
Тем часом в хоромах посадника Юрия Копыла собрались бояре и посадники, с утра совет держат. Нежданно всё повернулось. Мыслили бояре, уедет Репня, а они попросят у великого князя угодного себе наместника. Ан нет, Репня-Оболенский тут как тут.
Посадник Леонтий, боярин степенный, властный, слушал, молчал долго, потом повёл речь, чтоб ехать к великому князю Московскому с жалобой на наместника. Другие бояре к этому тоже склонились. Однако хозяин хором, белый как лунь посадник Юрий Копыл, заупрямился:
– Нужды нет. Репня-Оболенский либо кто иной наместником сядет, нам-то цо?
Боярин Сидор слюной забрызгал, посохом затряс:
– Мздоимец твой Репня, посадник Юрий. Отчего ты за него распинаешься?
Молодой боярин Малыга вставил:
– У Репни с ним дружба!
– Врёшь!
– вскочил Юрий - За облыжные слова не прощу! Лысоголовый тучный боярин Шершеня взвизгнул:
– Лют, аки волк, лют Найдён! Литве поклонимся! Другие бояре своё ведут:
– Самоуправствует Репня, с нами совета не держит! В иные времена Псков сам себе господин бывал, аль запамятовали?
– Не потерпим того!
– в несколько голосов закричали бояре - Кто во Пскове голова? Мы!
Прикинули бояре так и этак и порешили: жаловаться на Репню-Оболенского. Пускай великий князь Василий заберёт его. Но тут снова Копыл заелозил, на своём упирается:
– Вольны вы, я же вам в этом не товарищ! Боярин Малыга вставил:
– Не я ль сказывал, у посадника Копыла с Репней дружба? Взбеленился Копыл, кулаком на Малыгу замахнулся:
– Прочь из моих палат!
Малыга подскочил, сунул Копылу под нос кукиш:
– На-кась!
И уже от двери, одёрнув кафтан, кинул:
– Я ухожу, посадник Юрий. Отныне, просить будешь, нога моя не ступит в твои палаты. Но како ты ответ станешь держать перед псковицами?
За боярином неторопливо поднялся с лавки посадник Леонтий, проронил:
– Не по званию поступаешь, Юрий, ох не по званию - И ушёл.
За ним направились бояре Сидор и Шершеня. Следом и другие потянулись.
Опустели хоромы. Посадник Юрий Копыл из палаты выскочил, позвал челядинца:
– Тащи кафтан новый да шапку!
Облачился поспешно. За воротами посмотрел по сторонам. Бояр не видно. Задрав бороду, Копыл направился с доносом на обидчиков.
На другой день поскакал в Новгород гонец с письмом от наместника к государю. Жаловался Репня-Оболенский на псковских бояр. Они-де не токмо его, наместника государева в городе Пскове, уважать отказываются, но и самого великого князя Московского не почитают и признавать не желают. Людей наместниковых бесчестят, от государевой казны деньги утаивают.
Спозаранку начинается жизнь в торговом Новгороде. Возвещая начало дня, звонко отбивают часы на Ефимьевской башне: в мелкое серебро колокольцев вплетается звучный бас могучего колокола, будит народ. Из гостевых дворов спешат на торг купцы. Мастеровой люд принимается за своё ремесло. Потянулись по Волхову вверх и вниз корабли с разными товарами, распахнулись городские ворота.
Великий князь Василий ночь провёл в бессоннице. Ярился на псковичей. В который раз брал Василий с аналоя письмо Репни, перечитывал, хмыкал. Добираясь до слов «…платить в государеву казну утаивают», отбрасывал свиток, бранился громко:
– Погодите, крапивное семя. Чать, новгородское боярство с посадницей Марфой Борецкой тоже похвалялось, много мнили о себе. Ин склонили головы перед государем Иваном Васильевичем [164] . Тако и вы, боярство псковское, дай час, на карачках в Москву приползёте.
– И, сжимая кулак, грозил невидимому врагу.
Поутру велел сыскать дьяка Далматова. Искали долго, пока один из челядинцев не догадался в кабак заглянуть. Дьяк щи хлебал и квасом запивал. Услышал, что государь зовёт, про еду позабыл. Толстый не в меру, длиннорукий, Далматов припустил рысцой, челядинец едва за ним поспевает.
164
…новгородское боярство с посадницей Марфой Борецкой тоже похвалялось… Ин склонили головы перед государем Иваном Васильевичем.
– В 1469 - 1470 гг. вдова бывшего посадника новгородского Марфа Борецкая со своими сыновьями и единомышленниками хотела освободить Новгород от власти Ивана III. Не однажды пытался Иван вразумить изменников, но безрезультатно, тогда огнём и мечом покорил он Новгород.
Василий встретил дьяка бранно:
– Почто ждать заставляешь, аль батогами поучить, чтоб службу не забывал?
– Виновен, государь…
– Ви-но-вен, - передразнил Василий.
– В чревоугодье погряз, Третьяк. Вишь, брюхо, - ткнул пальцем.
– У бабы непраздной [165] такое не редкость.
Шагнул к аналою, взял свиток, потряс:
– Сие Оболенского грамотка. Поедешь во Псков с моим ответом. Когда о том скажу. Может, завтра, а может, на той неделе. Теперь же отправляйся к князю Курбскому, проведай о здравии. Коли хворь от него не отступила, своди лекаря.
– Покрутил головой, посетовал: - Не ко времени занемог князь Семён.
165
Непраздная - беременная.