Земля обетованная
Шрифт:
— Наконец-то, браво! — сказал Дуглас и приподнял свою чашку, будто собираясь выпить за Гарри. И тут же досадливо прищелкнул языком. Дурацкая шутка, которую можно было объяснить только излишней нервозностью, заткнула Гарри рот.
— Твой главный рождественский подарок лежит на кровати в запасной спальне, — сказала Бетти, предоставляя Джону возможность выйти из-за стола и из комнаты. — Мы не стали посылать его, когда узнали, что ты сам приедешь.
— Можно пойти посмотреть? — Мальчик обратился не к Бетти, а к матери.
— Ну конечно, — быстро ответила Мэри, тут же сообразившая, что выглядит
— Но мы вовсе не хотим портить его. — Бетти отнюдь не стремилась на передний план. — Достаточно с нас того, что мы испортили Дугласа.
— Я только хотел спросить, — воспользовался паузой Гарри, — есть ли какой-нибудь план насчет… дедушки… на сегодня. Мне хотелось узнать… что решили.
— Он боится быть кому-то в тягость, — с ударением объявил Джозеф. — Такой уж он у нас независимый. Я постараюсь заглянуть к нему после полуночи. И Дуглас тоже. Последние два года мы приходили к нему в одно время, помнишь? — Это совпадение Джозеф воспринял как полновесное доказательство крепости семейных уз. — Да. Мы трое — три поколения вместе, а с маленьким Джоном — все четыре, в будущем году он тоже сможет пойти с нами, три поколения и с ними Новый год, все на цыпочках, чтобы не разбудить соседей. А собственно, почему нельзя было шуметь? Большинство соседей-то глухие. Но он был очень строг на этот счет, помнишь?
— Не помню, — сказал Дуглас. — И не знаю, приеду ли я вообще в Тэрстон на этот Новый год. Устал я. — Он посмотрел на Мэри, она никак не проявила себя. — Оба мы устали.
— Будто ты бываешь когда-нибудь не усталым,:— возразила ему мать. — И что ты сам себя изводишь? Сам себе жить не даешь, — сказала она, стараясь добраться до самой сути всех своих забот, но тут же отвернулась в сторону, не желая никому портить настроение.
— Но в «Корону»-то выпить придешь? — заискивающе спросил Джозеф. Он любил, когда Дуглас появлялся в местной пивной.
— Не знаю, право. Если мы и приедем, то, скорее всего, заглянем в Регби-клуб. Мэри пока что не настроена.
Она сдержалась и не стала протестовать против того, что он старается свалить на нее ответственность за решение, которое явно никого не обрадует. Во время последнего своего приезда они много чего много кому наобещали, и прежде всего что будут непременно на новогоднем балу в Регби-клубе. Она знала, как серьезно относится Дуглас к обещаниям подобного рода; это у него чисто нервное, думала она, потребность оправдывать доверие там, где дело касается людей из его прошлого. Обещания, данные нескольким школьным товарищам, должны быть выполнены во что бы то ни стало, пусть даже в ущерб их отношениям, как сегодня, например. Понимая, она тем не менее ничего заслуживающего уважения в этом не усматривала.
— Действительно, — сказала она, приходя к нему на выручку, — Дуглас только что вернулся из Америки. Я последние несколько дней была страшно занята… Мы проехали триста миль по автостраде с сумасшедшим движением. Так ли уж неразумно, что нам не хочется идти в Регби-клуб?
— Вас будут ждать, — сказал Гарри.
— Может, мы еще и появимся, — ответил Дуглас. И когда это он в последний раз видел Элана Джексона? Три года назад? Четыре? Мысленно он так ясно видел его лицо: туманные прежде черты вдруг прояснились, будто пойманные в фокус.
— Появитесь вы или нет, вряд ли это лишит кого-нибудь сна и аппетита, — сказал Лестер.
— Так Или иначе, Джон пусть остается ночевать у нас. — Бетти старательно выбирала слова, чтобы ее правильно поняли. — И тогда у вас будет свобода выбора. Так, кажется, говорят?
— У меня никакой свободы выбора, будь он неладен, нет, — сказал Джозеф. — Если я не появлюсь в «Короне» до половины девятого, уж три-то моих дружка захотят узнать, что случилось. — Он обвел их торжествующим взглядом, гордясь крепостью уз, связывающих его с тремя «дружками» из пивной «Корона».
Как только женщины собрали со стола и удалились на кухню, из дверей выскочил нетерпеливо ожидавший этого момента Джон в наряде, подаренном ему бабушкой и дедом: в сапогах, в шляпе, с ружьем в руках, из которого мысленно он уже их всех уложил. Наряд оглядели и одобрили — не обошлось, однако, без замечаний со стороны Джозефа и Лестера, вспомнивших, как скудны были рождественские подарки в их детстве. Дуглас, тот пожаловаться не мог.
Лестер начинал хорохориться. Страх его улетучился; ему захотелось похвастаться насчет драки, но, раз соврав, приходилось молчать. Однако его самолюбие искало выхода. Он никому не даст втоптать себя в грязь! Вот вернется в Лондон и там со всеми расквитается. Удача! Вот что ему нужно! Должно же ему, наконец, повезти. Давно пора. Забытый всеми, Джон уселся по-индейски в своем дорогом снаряжении на ковер перед электрическим камином, делая вид, что очень заинтересован устройством своего ружья.
Лестер неожиданно приподнялся на руках, держась за подлокотники кресла, выпрыгнул из него, опустился на колени и ухватил громоздкое кресло за коротенькую толстую ножку. Он напрягся, поднял его, привел в равновесие, подержал какое-то время неподвижно — Джон как зачарованный смотрел на жилку, пульсирующую у него поперек лба, а Гарри с одобрением отметил тонкие, как у гончей, мускулы, — затем встал, держа кресло в вытянутой руке. И повторил свои действия в обратном порядке — точно и ловко, только теперь уж быстро. Тоненькая струйка крови засочилась из пореза в уголке рта, он слизнул ее.
— А ведь кресло тяжелое, — сказал Джозеф, всегда восхищавшийся спортивными достижениями Лестера, — найдется немало людей вдвое тяжелей тебя, которые и с места его не сдвинут.
— Тут ведь главное — поймать равновесие, правда? — сказал Дуглас — ему было забавно, что и его этот трюк увлек не менее, чем остальных. — Ну и еще, наверное, нужно знать прием, как оторвать его от пола.
— Давай попробуй, — сказал Лестер, от души желая, чтобы Дуглас сплоховал.
Дуглас сделал попытку, поднатужился, отпустил какую-то шуточку, повалился на спину и забрыкал ногами в воздухе, вскочил, принял позу борца и тут же кинулся догонять убегавшего от него Джона — тем самым совершенно обесценив, по мнению Лестера, его достижение, низведя его до уровня простейших упражнений пролетарских мышц.