Земля Серебряных Яблок

Фармер Нэнси

— Где отец Север? — вскричала Пега.

— Со мной, — пропыхтела Этне.

Она поддерживала монаха, подставив ему плечо, и уговаривала поторопиться. Бука без лишних слов подхватил монаха на руки и понес. К вящему своему изумлению, Джек отметил, что в свете свечи лицо Этне не утратило былой красоты. Она стала старше, сияние волос слегка померкло, но Джек решил, что так она еще милее.

Эльфы были слишком растеряны, чтобы преследовать беглецов за пределами пещеры. Джек взялся за посох, приготовившись

к битве с пиктами, но сражаться не потребовалось. Пикты были совершенно раздавлены. Они завывали как собаки. На губах у них выступила пена. Свет свечи чудовищно их состарил; оставалось только удивляться, что в этих сморщенных, иссохших существах еще теплится жизнь. Хилые, согбенные, беззубые, они оплакивали те времена, когда были юны, исполнены сил и дрались с римлянами.

Джек обнаружил, что карабкается вверх, а вовсе не спускается. Значит, направление коридора и впрямь было иллюзорным. Но очень скоро земля снова ушла вниз. Стены оделись гобеленами, на полу заблестели золотые плиты.

— Быстрее! Да быстрее же! — рычал Немезида.

Но сколько бы Джек ни пытался убедить себя, что поднимается к поверхности, магия оказалась сильнее его. Все чувства, сколько есть, подсказывали ему, что беглецы направляются прямиком в недра земли и над головами у них — толща камня. Разум его мутился. Он остановился, недоумевая, зачем бежит, но Немезида дал ему пинка — и мальчуган поневоле заспешил дальше.

Спустя какое-то время гобелены вновь сменились земляными стенами, а золотые плиты — гравием.

— Можете отдохнуть, — пропыхтел Немезида. — Сюда чары не распространяются.

Беглецы без сил рухнули на пол. Бука прислонил отца Севера к стене. Монах потрясенно глядел на своего спасителя.

— Ты, случайно, не… как бы это сказать? Ты не бес? — проговорил он.

— Вечно нас чернят и порочат, — пожаловался Немезида. — Уж эти мне грязевики!

— Мы — честные хобгоблины, — объяснил Бука. — И не надо нас путать с дьяволами, бесами, демонами, нечистыми духами или чертями. А также и с гоблинами как таковыми, — добавил он, понемногу начиная горячиться. — Гоблины-то как раз не прочь закусить монахом-другим, но мы — не такие!

Отец Север потянулся к кресту, но вспомнил, что крест остался на теле Гутлака.

— И вообще, мы добрые христиане, — заверил Бука.

— В самом деле? — недоверчиво протянул монах.

— Да нас хлебом не корми, дай послушать хорошую проповедь… Кстати, что за отменную речь ты произнес перед эльфийской королевой!

— Ну, речь святого Колумбы к пиктам всяко получше будет, — возразил Немезида.

— Так то ж святой, — отмахнулся Бука. — Ах, что за славная была погоня! Что за чудесное спасение! Да о нас спустя века будут стихи складывать, верно, Пега? «Король хобгоблинов и его невеста».

— Я тебе не невеста, — одернула его Пега.

Торгиль сидела мрачнее тучи, а вот Этне сияла радостью.

— Я свободна, — ликовала она. — Дождаться не могу, когда наконец стану монахиней, буду носить власяницу, поститься и подвергаться публичному бичеванию.

— Ну, так далеко заходить тебе вовсе незачем, — покачал головой отец Север.

— Да, но я хочу пострадать! Пострадать во имя Господа, как христианская мученица! Каждую новую боль я приму с радостью!

Монах чуть заметно нахмурился.

— Людям куда больше пристал смиренный повседневный труд во славу Господа: кормить голодных, заботиться о сиротах, и все такое. Гордиться страданиями — не душеполезно.

— Ох, не буду, не буду, — всплеснула руками Этне. — Никогда больше не буду гордиться. Я стану самой смиренной служанкой Господней — смиреннее в целом свете не сыщешь!

Отец Север вздохнул.

— Над смирением мы поработаем позже — если отсюда выберемся.

— Нет проблем, — откликнулся Бука. — В вашей прежней темнице есть отличный выход наружу. Мы пытались пробраться к вам и раньше, но дверь слишком бдительно охранялась.

Беглецы двинулись дальше, уже не спеша. Торгиль по-прежнему прятала руку, а Пега старалась подгадать так, чтобы между нею и королем хобгоблинов все время оказывался Джек. Дверь темницы стояла открытой. Рядом с нею валялась цепь, на которую приковывали Гутлака.

— Если я когда-нибудь и поддамся искушению пожалеть этих скверных эльфов, я вспомню, что они сделали с Гутлаком, — вздохнул отец Север.

— А где Гутлак сейчас? — спросил Джек.

— Предстал пред судом, как предстанем все мы в свой черед. Надеюсь, Господь будет к нему милостив, ибо Гутлак много страдал.

Оказавшись внутри, отец Север зажег светильник, и Пега задула свечку. Свет померк, и в воздухе ощутимо похолодало.

— Как мало от нее осталось, — посетовала Пега.

Свечка сгорела больше чем наполовину.

— Но она сослужила нам добрую службу, — напомнил Бука.

Под перевернутыми скамейками Джек отыскал нож Торгиль. И принес его воительнице, надеясь приободрить ее. Но девочка отвернулась.

— Возьми себе. Мне больше не суждено им владеть.

— Но ведь огонь был иллюзорным, — настаивал Джек.

— Тогда как ты объяснишь вот это? — Торгиль вытянула руку, которую до сих пор прятала. Рука была странного серебристого цвета. — Я не могу даже пальцами пошевелить. Все отнялось. — Девочка горько рассмеялась. — Когда-то Фрит Полутролльша пригрозила отрубить мне правую руку, чтобы я перестала быть воином. Похоже, желание ее исполнилось.

— Мы найдем умелую целительницу. Тебя сумеют вылечить.