Земля Серебряных Яблок
Шрифт:
Однако ж хобгоблины принялись споро разбивать лагерь и таскать дрова. Из ледяной пещеры они выбрались где-то после полудня. А теперь солнце клонилось к закату.
— Мы быстренько, — пообещали хобгоблины, убегая.
Джек развел костер, а тут и в самом деле подоспели Бука с Немезидой, таща форель, яблоки, гигантские грибы, дикий лук и медовые соты. Все расселись вокруг огня и принялись грызть травинки в ожидании, пока еда сготовится.
Угощение вышло на славу. Бука запек рыбину в глине и поджарил грибы с луком на шампурах из веточек. Пега покормила отца
— Я и позабыл, как прекрасен Божий мир, — прошептал он.
Этне решительно отказалась от медовых сот.
— Я отвратилась от праздных удовольствий, — гордо объявила она. — И есть буду только для того, чтобы поддерживать в себе жизнь.
— Мне ж лучше, — буркнул Немезида, перекладывая ее медовые соты к себе.
— А где ты мед нашел? — полюбопытствовал Джек, памятуя о том, как непросто было добыть его из маминых ульев.
— Углядел пчелиное гнездо в дупле дерева, ну и запустил туда руку.
Хобгоблин запихнул в рот огромный гриб целиком; по щекам потек сок.
— А пчелы не возражали? — спросила Пега.
— Еще как возражали. Всего меня искусали. Мммф! — Немезида проглотил гриб, не жуя; видно было, как вниз по шее перемещается солидный бугорок. Королевский советник смачно хлопнул себя по ноге. — Хобгоблины — они ж жесткие, как древесные корни. Об нас даже гадюка клыки обломает.
Между тем сгущалась ночь. И Джек впервые заметил, что в западном небе висит месяц.
— Глядите-ка! — закричал он.
Все повернули головы.
— Но ведь в Эльфландии луна была почти полной, — вспомнила Торгиль.
— Она и сейчас почти полная, если я хоть сколько-нибудь разбираюсь в чарах, — отвечал Бука. — Эльфы продержат ее такой столько, сколько смогут, но в конце концов тень пожрет Серебряное Яблоко. Время просочилось в Эльфландию.
— То есть эльфы состарятся? — уточнил Джек.
— Не так, как вы. Эльфы не утратили своего могущества; но они со временем истают. Та же самая луна будет вставать на небе ночь за ночью, и однако же так медленно и неспешно, что с трудом заметишь, там — свернется лист, тут — засохнет травинка.
Джек глядел на серебристый серп луны в густеющей синеве неба, пытаясь разрешить свое недоумение.
— Не понимаю, хоть убейте, — проговорил наконец он. — Отец Север, ты исчез из Срединного мира на целый год. Я это знаю доподлинно: я ведь был с тобой, когда тебя продали пиктам. Почему для тебя время шло, а для эльфов — нет?
— Я часто задумывался об этом в своем долгом заточении, — отвечал отец Север. — Темница находилась за пределами досягаемости чар, вот я и старел. Но сама Эльфландия — что островок в море. Там — вечное лето, и однако же у берегов его бушуют те же шторма, что подхватывают и несут нас, бедных смертных, от рождения и до смерти. Для эльфов прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно. Они могут по желанию своему выходить в наш мир в любой его момент.
— То есть… то есть они могут выйти куда-нибудь во вчера? — предположил совершенно сбитый с толку Джек.
— Да! — перебила Этне. В ней Джек ощущал что-то знакомое и близкое — чего в Эльфландии не замечал. И это новое ощущение очень ему нравилось. — Однажды Партолис передвинула Эльфландию в прошлое, потому что заметила у себя морщинку-другую. Это было ужасно! Нам пришлось повторить все, что мы делали прежде: каждое мгновение, каждое слово. Боюсь, если она и впрямь перепугана, с нее станется заставить всех и каждого снова и снова проживать один и тот же день.
— Такого ада я и вообразить себе был не в силах, — пробормотал отец Север.
Наевшись досыта и согревшись у огня, все принялись позевывать. Бука с Немезидой, похоже, хорошо знали эту долину: они ушли в темноту и вернулись с охапками травы. А потом соорудили для всех уютные гнездышки; причем травы хватило и на то, чтобы укрыться сверху.
Джек, Торгиль, Пега, Этне и отец Север благодарно вытянулись на этих удивительно удобных постелях. Однако ж хобгоблинам спать еще не хотелось. Они объявили, что столь славную победу над эльфами стоило бы отпраздновать. Они вскарабкались на соседние камни и принялись раздуваться на манер гигантских бычьих лягушек.
— Ох, нет! Только не волыние! — простонала Пега, пытаясь зарыться поглубже в траву.
Отвратительное жалобное мычание заполнило лес: Бука с Немезидой по очереди то набирали в грудь побольше воздуха, то вновь его выпускали, варьируя высоту тона с помощью ноздрей.
— Послушай вот эту мелодию, Пега, сокровище мое, — промолвил Бука. — Это плач о принце, чья любимая покинула его и ушла далеко-далеко.
— Недостаточно далеко, — буркнула Пега.
— Нет худа без добра, — подсказал Джек, когда кошмарное волыние зазвучало снова. — Пока этот кошмар продолжается, в ночи на нас никто не нападет.
Джек проснулся, когда густо выпала роса. Костер уже прогорел до углей, легкие перистые облачка порозовели в отблеске зари. Все остальные спали. Мальчуган встал, бросил на угли охапку веток, что хобгоблины, верно, запасли еще с вечера.
Джек присел к костру просушить одежду. Не знай он про остальных, он бы, верно, подумал, что он тут один. Все зарылись поглубже в траву: ни дать ни взять стога сена!
Зазвучал рассветный хор: сперва подали голос горлицы, затем вступили поползни, вьюрки, воробьи и даже несколько ворон. Первые лучи солнца позолотили пики гор, и водопад заискрился огнем. Джек поискал глазами проход, ведущий в Эльфландию, но за водопадом ничего не было видно.
Торгиль сбросила травяное покрывало, встала и подсела к Джеку.
— В Эльфландии я птиц не понимала. А этих пакостных крикунов понимаю слишком хорошо.
Торгиль птиц никогда не жаловала — разве что в жареном виде.
— И что же они говорят? — полюбопытствовал Джек.
— Да обычную чушь: «Корррми меня, корми меня. Жука хочу, жука, толстого вкусного жука». Остальные угрожают врагам. Хотя вот, что-то необычное. — Торгиль внимательно прислушалась.
В небе, под розовеющими облаками, пролетела стая ласточек.