Земля вечной войны

Могилевцев Дмитрий Сергеевич

– Зачем?

– Как зачем? Каб козаты: давайце, козлы, выметайтесь, а не выметеся, взорву. А знаеш, шо буде, колы плотыну сарезскую прорве? Вал до Каспия дойде. По Мургабу, по Пянджу, по Амударье. Вон весь Западный Памир вынишчэ, и нижей. Да тут не миллионы, десятки миллионов загинуць. Це, браце, катастрофа на полный оборот. То не заложники в автобусе. То миллионы народу, города, кишлаки.

– Честно говоря, меня не интересуют судьбы миллионов. Меня интересует только один человек, за судьбу которого

я в ответе.

– А, Юсе… думаешь, отдаст он тебе твою девку? Вот тако, ты прынесеш ему бомбу, а вон тебе отдаст ее? С какой холеры?

– Хороший вопрос, – вдруг сказала Нина. – Правильный. Я вот тоже, пока тебя тащила, думала: с какой холеры?

– Доброй раницы, колэга, – Семен сплюнул. – А с такой, что сама боялася не выйти отседа, так?

– Так, – ответила Нина. – Так.

– Чаю сделать? – предложил Юс.

– Сделай. А еще я тебя вытащила потому, что ты знаешь, как с этим дерьмом управляться. Не так это просто, правда?

– Правда. Сколько вы взяли?

– Два.

– А остальные?

– За остальными теперь нужно с аквалангом. И еще знать, где именно.

– Молодец баба. Подстраховалася.

– Не я придумала.

– Студент, круто робыш.

– У нас еще восемь баллонов газа, – сообщил Юс. – Можно покамест не экономить.

– Конечно, сделай и на него. Ему еще транспортировку отработать нужно.

– Дзенькуе бардзо. Так што ж ты, головасты студент, робуты собравси?

– Покупать. За один – Олину жизнь и свою. За вторую – жизнь Есуй.

– На меня, значит, ничого не покинув?

– Отчего ж? Вы же коллеги. Вместе пойдете.

– Це ж сволочи вы, – сказал Семен задумчиво.

– Сволочи. Надо же. Знаешь, я временами сильно сомневаюсь, что такие, как ты, – вообще люди. Похожи вы на людей – это да. За километр и не отличить. Смертны, как люди, – и слава богу. И все. На этом сходство с человечеством кончается. Ты, и такие, как ты, уже убили меня однажды. Рассказать, как? Впрочем, незачем. Нина знает. Может, расскажет как-нибудь, – если ты выведешь нас отсюда. И расскажешь, как обращаться с этими штуками.

Потом Семена тащил Юс. Долго. Не чувствуя усталости. Она перехлестнула через край и превратилась в противоположность, в унылую ишачью покорность перетруженных мышц. Вот так идти и идти, а потом упасть. И все. Но Юс не падал. Он очень хотел есть. Жевал на ходу, благо пеммикана оставалось еще килограмма четыре. Нина много его запасла. Пить тоже очень хотелось, но воды тут было хоть отбавляй. И на полу, и на стенах. И капало сверху. Хотя уже долго шли вверх, поднимались по лестницам, карабкались по проходам, а то и по вовсе не обработанным пещерам, мокро было все время. И холодно.

С Семена текло. Должно быть, у него ниже пояса перестала работать вся телесная механика, все те незаметные клапаны и тяжи, удерживающие внутри отходы. Вонь. И постоянно – горячее кап-кап на спину, на брюки. Нина несколько раз предлагала сменить Юса. Но он упорно мотал головой. В каждой новой комнате останавливались, шарили пятном фонаря по стенам, искали цифры. Долгое время их не могли найти, шли наугад, сверяясь на развилках с компасом. Наконец очутились в округлой комнате, похожей на дно колодца. Посреди нее вверх уходила винтовая лестница. С нее свисали сосульки. Лед лежал и на полу, коркой одевал стены.

– Пришли, – прохрипел Семен. – Семь-двадцать. Западный выход. Проверить трэба, ночь там ци шо. Наверху, – он показал пальцем наверх.

– Я пойду, – Нина сбросила рюкзак. – Постели ему.

Юс отстегнул коврик, расстелил. Перетащил Семена на него. Потрогал ему лоб.

– Пить?

– Да, Юсе, пить. Согрей мне, а?

– Сейчас, – Юс вытянул из рюкзака примус, – сейчас.

– Херово мне, Юсе. Не доцягнеце вы меня. У меня там, внутри, горит все. А ног не чую. Ничего от пупа.

– Само собой. У тебя пуля в позвоночнике.

– Юсе, знаю я. Кольки дзен тягнеце по воде все, по ледяной. Знаю я, што там. Не доцягнеце вы мене. Ще пару таких дзен, и амба. Вин як отрыма-лося. Та я ж знав, Юсе. Я колы шов з вами, знав. Я ж одын пышов. На всех на вас. А што было робыты? Ты Ибрагима не знаеш. Вин – курва. Така курва, што курвей на тысячу километров не знайти. Юсе, вин же порве, вин же всех людей порве, йому наплеваты, я кажу тобу, тры разы наплеваты, хоць мильоны там. Шо ж ты робыш, Юсе, шо ж ты робыш, а?

– Сейчас чай будет. Сейчас закипит, – сказал Юс.

– Юс, ты мне до чаю – того, шо мне баба колола. Чи хоць спирту. Хоць грамулечку. Пошукай, а, хлопче?

– Только выпей чаю сперва.

– Я выпью, выпью. А ты пошукай, хлопче, пошукай.

Когда Нина спустилась по лестнице, он уже спал и улыбался во сне.

– Сколько ты ему ввел?

– Все, что было в ампуле.

– Пять кубиков? Он умрет во сне.

– Может, – Юс пожал плечами. – Смотри. Он стянул с Семеновой ступни ботинок.

– Да. А выше?

– И выше, почти до колен. Ведь постоянно в ледяной воде. А ноги парализованы.

– Если он не загнется от морфина, проще его пристрелить.

– Я его вытащу.

– Куда? На ледник? До него полкилометра, и все вверх. А внизу наши общие друзья. Я видела – там внизу стойбище. Лошади. И дым. Нужно ночи ждать.

– Я его вытащу.

– Тогда мы сдохнем все вместе! Если я не пристрелю вас обоих раньше!

– Ты уверена, что друзья Семена все поймут правильно, если увидят, прилетев по маяку, тебя вместо него? Уверена?

– Твою мать!

– Чаю выпей, – предложил Юс. – Он хороший, не отсырел совсем.