Земная твердь
Шрифт:
Владимир и Зина сели рядом, на углу длинного, наспех сколоченного стола. От досок его, выструганных кое-как, пахло новизной.
Столовая — просто времянка из теса, без пола и рам в окнах: столы вкопаны прямо в землю; с кухни в щели переборки валит дым. Зина смотрит на все это и не верит, что останется здесь жить навсегда.
Пока накрывали столы, молодежь расселась и притихла.
Крутых вытер лысину, зачем-то долго разглядывал свои широкие короткопалые кисти рук и уже потом, давясь волнением, попросил:
— Ребята, давайте потише, — откашлялся и продолжал: —
— Будьте спокойны. Наши ребята все сделают, — выкрикнул Молотилов. Голос его прозвучал в тишине смело и убежденно. В столовой всплеснулись хлопки — правильно сказал парень. Зинино сердце захолонуло от радости: как надежно и спокойно ей с таким другом!
— Хороший ты, Володя, — украдкой шепнула Зина Владимиру и — будто качнул ее кто — ласково прижалась плечом к его руке. Никакие беды не страшат ее теперь. Она весело оглядела ребят и вдруг увидела Сторожева.
Ссутулившись, сидел он в тени створки открытых дверей на кухню и, положив обе руки на стол, медленными движениями пальцев разминал папиросу. Перед ним стояла алюминиевая миска с нетронутым борщом. Он исподлобья глядел на Крутых и будто собирался сказать ему что-то, как всегда, дерзкое.
Тимофей Григорьевич, рассказывая о делах на лесоучастке, пытливо ощупывал ребят своим острым взглядом, словно хотел запомнить каждого с первой встречи.
— Может, у кого вопросы будут? — вытирая лысину, спросил он у ребят. — Давайте по-свойски.
— У меня вопрос, — Сторожев бросил на стол нераскуренную папиросу и встал, руки опустив в карманы брюк: — Вот вы говорите, что у вас нет жилья — это понятно. Но почему же у вас нет приличной посудины для еды?
Слова Петрухи прихлопнули поднявшийся в столовой шумок. Ребята удивленно переглянулись, молча спрашивая друг друга: зачем же он лезет с такими вопросами? Крутых, не ожидавший такого оборота беседы, тоже растерялся. А Сторожев поднял над столом свою миску, измятую, как бросовая жестянка:
— Вид — куда ни шло. Но она же течет в три ручья, Крутых подошел к Петрухе и с неудовольствием глядел на миску и растекшийся по столу борщ. А чей-то девичий голос возмущенно выкрикнул:
— Всю встречу испортил!
— Вот выбросило его…
Как осиные укусы жалили Петруху слова товарищей. Он это предвидел и не хотел соваться с вопросом, да какое-то непонятное упрямство подняло его из-за стола и заставило говорить. А теперь вот кипит в нем все. Взять бы сейчас эту злополучную миску и раздавить в кулаке, шмякнуть об пол, чтоб ничего от нее не осталось.
— Ну чего все-то зарычали, — огрызнулся Петруха и упрямо добавил: — Сказал, что думал.
Осуждающе и злорадно глядел на Петруху Молотилов.
—
Бодрое настроение ребят было измято. Всем стало неловко. Ребята жалели Тимофея Григорьевича: мастер мотался, может, день, а может, и неделю, чтобы лучше, теплее принять новоселов. И получил за все свои хлопоты такую грубость. Как и чем стереть эту грубость Сторожев а?
Все поглядывали в сторону Покатилова, начальника штаба. А у того кусок поперек горла встал. Он ругал себя последними словами за то, что был не решителен в горкоме комсомола, не отбился от этого Сторожева. А теперь он может натворить такое, что и весь отряд не разочтется. Надо что-то делать.
Виктор сердитым движением руки отодвинул от себя миску и встал. Он не знал еще, с чего начать, и по-мальчишески краснел на глазах у всех.
— Ребята, — сказал он в тишине, — поведение Петра Сторожева надо обсудить сейчас же. А вас, Тимофей Григорьевич, просим присутствовать и сказать свое слово. Я должен сказать вам, ребята, что на Петра Сторожева еще в дороге поступила жалоба. Он грубыми словами оскорбил девушку и вообще вел себя нетактично. А сегодняшний факт? Что это? Так могут поступать только… — Покатилов замялся.
— Скоты, — громко подсказал Молотилов.
— Даже и слово-то сразу не подберешь, — продолжал Виктор. — Мы ребята, должны пресекать факты недисциплинированности, грубости, нетоварищеских отношений. Мы все осилим и победим, если у нас будут порядок и крепкая дружба. Говорите, ребята.
Ия Смородина и Миля Калашникова горячо осуждали Сторожева за грубость, а Владимир Молотилов даже сказал:
— Сторожеву чуждо чувство товарищества и дружбы. Но, если ему не дорог наш коллектив, мы не держим его. Пусть едет обратно.
Взял слово Тимофей Крутых. Он пристально поглядел на Петруху, занес руку над своей лысиной, но вспомнил, что не достал платок, полез в карман и начал выступление:
— Я говорю, вы очень правильно поступаете с хулиганами. Просто здорово. На первых порах в этом отношении можно и перегнуть — во вред не будет. Чем туже, тем лучше. Я не знаю этого человека, но, по-моему, парень он — ухо с глазом. И думаю, будет правильно, я говорю, отправить его назад. Пусть другим будет неповадно мешаться под ногами боевых людей.
Но парни зашумели. Предложение Молотилова и мастера показалось им слишком уж нелепым. За такой пустяк и выгонять парня. Парень-то свой, рабочий. Виктор Покатилов думал так же. Он понимал: все впереди. Всех впереди ждет трудовое крещение. Посмотреть на человека будет еще время. Предупредить надо на первый раз.
Так и сделали.
VI
Весь день в голубом небе плавилось по-весеннему ослепительное солнце. В жарком лесном безветрии воздух перекипел с хвоевой смолью, насытился ею и обещал долгое вёдро. Но вот в сумерки, в пору рождения звезд, грянула над поселком лесорубов гроза, на редкость лютая.