Зеркала и галактики

Ворон Елена

– Что в городе? – спросил мистер Смоллет.

– Ничего, – ответил навигатор. – Жителей на улицах мало, все тихо. Зонды прибыли недавно, поэтому если что было ночью, мы этот праздник упустили.

– Что говорит Крис? – Хэндс рассматривал лица охранников на экране.

– Полагает, что охраны уже нет в живых. И едва зонды обнаружат статуи сквайра и доктора, мы можем с легкой душой повернуть назад.

Старший пилот задумчиво потер подбородок.

– За полночи сваять скульптуру невозможно. Превратить людей в камень… м-м… затруднительно.

Так как, черт возьми, это сделано? – рыкнул он. – Мэй! Что думает Крис?

– Он понятия не имеет.

– Джим, – Хэндс обернулся ко мне. – Что твой приятель?

– Молчит, собака.

– Мистер Смоллет, это похоже на то, что делают Чис?.. Черт!

– Нет, – быстро ответил за капитана Сильвер. – Совершенно не то.

– Слепки, – сказал побледневший при упоминании Чистильщиков капитан. – С живых людей делают слепки. Затем форму заполняют раствором, и он застывает. Форму убирают, остается скульптура.

– Ты веришь в это? – настороженно уточнил Мэй.

– Не очень, – признался мистер Смоллет. – Что еще Крис нашел?

– Дом правителя. Вот он, – навигатор коснулся клавиатуры.

Деревянная хибара. Два окна затянуты мятой пленкой, на крыше лежат груды сухого тростника – или чего-то похожего на тростник; дверь завешена палаткой. Рядом с окном прорезана бойница, и из нее овальным черным глазом глядит ствол какого-то оружия.

– Бортовой станнер, – сказал Мэй. – Лучемет поставили в Риме, а станнер приперли сюда.

– Почем ты знаешь, что здесь живет правитель? – спросил Хэндс.

– Народ ходит мимо и кланяется дому.

– А «Бен Ган» поют?

– Пока нет.

– Дальше, – велел мистер Смоллет. – Где может быть сквайр?

– В любом из жилых домов.

Мэй снова ткнул клавишу, и экран показал нам дома: белесо тлеющие коробки в семь этажей, с ничем не закрытыми окнами. Ни одного растения не цеплялось за стены, не росло на крышах. Ничуть не похоже на заполоненный джунглями заброшенный Рим.

– В доме правителя – ни души, – добавил навигатор. – Проверено.

– Где может происходить нечто важное?

– На перекрестках. Специальных площадей нет, парка – тоже. Один маленький садик, где статуи нашей охраны.

– Только две? Других нет?

– Нет. Зато… – Мэй пролистнул на экране картинки – деревья, трава, жалкие кустики. – Вот. Полюбуйтесь.

На истоптанной траве лежало алое перо с желтым пятном. Измятое, потрепанное – и очень похожее на перо энглеландской Птицы. Мы с Сильвером одновременно подались ближе к экрану.

– Оно? – спросил «бывший навигатор» у меня.

Я кивнул.

– Вот вам и Птицы для сквайра. – Сильвера передернуло. – А самих Птиц зонды показали?

Мэй отрицательно качнул головой.

– Видимо, их прячут.

– Еще что-нибудь? – спросил мистер Смоллет.

– Было, – сказал Мэй, снова листая картинки. – Не то, не то… Ага.

Вдоль белесо тлеющей стены дома брели две низкорослые дряблые старухи с жидкими седыми волосами; позади них размашисто шагал статный мужчина лет сорока пяти с пышной шевелюрой и окладистой бородой. Старухи были обмотаны серыми тряпками, а он – в ярких одеждах цвета пламени, украшенных нашитыми на ткань перьями Птиц. В своем одеянии он сам походил на огромную Птицу. И какой здоровущий! Кто он – богатый вельможа, с детства кормленный как должно? Или вообще нездешний? Например, отставший от корабля risky fellow?

– Правитель? – предположил Хэндс.

– Вряд ли, – ответил Мэй. – На «Испаньоле» смотрели в движении; он обогнал старух и пошагал дальше, а они не поклонились. Лишь подались к стене, уступая дорогу. И потом долго таращились вслед.

– Он вооружен? – Старший пилот увеличил изображение. – По виду не скажешь. Хотя кто знает, что под тряпьем укрыто… Похож на военного. Гвардия правителя.

– У правителя на доме нет ничего яркого, и ни одного пера, – возразил Сильвер. – Это иная служба. Хранитель Птиц, например. Или наоборот, пожиратель.

– Он один такой в городе? – спросил я. – Крупный и разодетый?

– Пока замечен один, – ответил Мэй.

– Дай-ка нам сплошной ряд, – попросил мистер Смоллет.

На экране пошло видео: старухи едва ковыляли на нетвердых ногах, франт в ярких одеждах стремительно нагонял. Летящий по воздуху зонд показывал всех троих с высоты, затем снизился – очевидно, по команде с «Испаньолы». Нашитые перья поблескивали, хотя света от домов было немного, а рассвет в городе едва занялся.

– Ну-ка… – Мистер Смоллет остановил видео и дал сильное увеличение; обмотанная красной тканью грудь франта заняла весь экран.

Стало видно: перья нашиты не абы как, а в виде RF-иероглифов.

– И что у него на брюхе значится? – спросил Том.

– «Все дороги ведут в Рим», – ответил Хэндс. – Джим, ты смыслишь в перьях. Погляди: они свежие или старые?

Я уткнулся в экран.

– У многих поврежден очин…

– Чего? – хором спросили Том и Мэй.

– Очин – нижняя часть стержня у пера. Он пустой внутри, белый. Видите? Эти расщеплены, здесь кончик отломан. Красивая часть пера называется опахалом. Ее верхняя часть жестче и плотней, но уже разлохматилась; нижняя – пуховая, изрядно облезшая. По виду, этим перьям не один год.

– «Все дороги ведут в Рим», – повторил Мэй, размышляя, – и парк со статуями у них именно в Риме. Там же лучемет и нелетающая тварь на крыше. Город заброшен не вчера, но и наш перьевик одежку носит не новую. Алекс, во что это складывается?

Капитан не ответил; тяжело осел в кресло, прикрыл глаза.

– Про крышу-то помолчал бы, – с досадой заметил Хэндс. – Крис отслеживает перьевика? Коли не сыщем Правителя, придется иметь дело с ним.

– Следят, – виновато сказал Мэй, наблюдая за капитаном, которому стало нехорошо после слов о нелетающей твари. – Перьевик вошел в дом и завалился спать.