Зеркало для героев
Шрифт:
Засим остаюсь, с глубоким прискорбием,
Искренне ваш,
Адам Лоренс, эсквайр
Мистер Оуэн опустил руку с письмом и увидел, что Присцилла очнулась и лежит, не двигаясь, смотрит серыми глазами в низкое серое небо.
– Я не знал, что ты его так любила, – пробормотал священник. – Мне очень жаль, девочка моя. Прими мои соболезнования.
– Нет, – тихо, но отчетливо сказала женщина. – Никто никогда никого
– Тогда почему ты плачешь? – спросил мистер Оуэн. – Почему ты плачешь, Прис?
Не отвечая, она села, огляделась, вытерла слезы и кровь со щек. Поднялась, не глядя старику в глаза.
– Мне нужно побыть одной, – сказала она и ушла, склонив голову.
Преподобному Оуэну показалось, что вслед за Присциллой двинулась с кладбища тень, рябь воздуха, на мгновение размывшая ее тонкую фигурку в простом черном платье.
Почтальон наконец подоспел с ненужным уже нашатырем.
Священник кивнул, забрал у него ларец, рассеянно попрощался. Сейчас пойдет Джон Аллен разносить почту и новости. К вечеру весь городок будет знать, что Присцилла Брукс овдовела, и в какое отчаяние ее привело письмо из Сингапура.
– Что-то тут нечисто, Агнес, – сказал старик, и ветки розовых кустов кивнули на весеннем ветру, соглашаясь с ним.
Мадам Клэр остановилась отдышаться, оглядывая живописные окрестности. Хорошо, что она отказалась от предложения вдовы Брукс взять экипаж. Хотелось прогуляться, подышать свежим морским воздухом, чудно отличным от лондонской дымной гнилости.
Только поэтому она и ответила на письмо, согласилась приехать так далеко – уж очень место хорошее, море. Клиентов ей и в Лондоне хватало – и безутешные вдовы, и потерявшие детей родители, и любовники, взыскующие наставлений из высших сфер.
Глубока река человеческого горя, мощна ее стремнина. Если не уметь грести – разобьет твою лодку, утащит на дно. Но мадам Клэр была потомственной ясновидящей, ее небольшое комфортное судно направлялось умелой, слегка циничной рукой. Вот и сейчас, любуясь зелеными изгибами окрестных холмов, стальным блеском моря, обрамленного чистой линией белых утесов, она прикидывала в уме, во сколько обойдется вдове Брукс выяснение отношений с поселившимся в доме призраком.
У молодых вдов призрак почти всегда – муж. А еще чаще – их собственная истерия.
Истерическое нервное расстройство поражало женщин направо и налево. Хорошо, что медицина шагнула вперед, и умелый врач, применяя очищенное масло и особую технику массажа тазовой области, за несколько минут снимал нервические симптомы.
«И дышится легче», – Клэр с удовольствием подумала о ресницах молодого доктора Хьюго, крепости его длинных пальцев и сладком опустошении «нервного пароксизма», достигаемого в конце массажа. То же ощущение, впрочем, вспоминалось ей из ранней юности в совсем другом контексте – когда в доме гостил кузен Джек и они убегали от гувернантки на чердак…
Мадам Клэр вздохнула, зашагала вверх по дорожке, и вот уже стучала скобой в виде лебедя в дверь премилого
Дверь открыла молодая горничная в простом черном платье и с забинтованной рукой. Очень красивая и грустная. Гостья ожидала, что девушка почтительно присядет и отправится за хозяйкой, но та кивнула.
– Добро пожаловать, мадам Клэр.
Значит, это и была вдова Брукс.
Клэр шла по длинному коридору в гостиную, неодобрительно думая о мужчинах, которые женятся вот на таких совсем еще девочках, вместо того, чтобы искать пару среди достойных ровесниц, которые уже и жизнь узнали, и приобрели душевные достоинства, недоступные особам юным.
Присцилла сначала нервничала, сидела на самом краю кушетки, и все оглядывалась по сторонам, но потом подала чай с печеньем – сама, в доме больше никого не было – и вроде бы успокоилась.
Призрак появился месяц назад, в тот день, когда пришло письмо о смерти мужа.
Сначала его видела только сама Присцилла – в углах комнаты, на расстоянии. Черная рябь в воздухе, если присмотреться, складывалась в человеческую фигуру. Через несколько дней рябь стала внезапно возникать на пути, Присцилла не успевала остановиться и входила в нее, как в клок тумана. Тогда у нее закладывало уши, темнело в глазах и появлялось чувство, что она не может вздохнуть. Через неделю, шагнув в рябь, она будто провалилась в темную, горькую воду.
– Меня нашла Дженет, наша служанка, – сказала Присцилла. Её зубы стукнули о край фарфоровой чашки. – Она говорила – лицо у меня было серое, я дышала хрипло. Сама я этого не помню. Очнулась в постели.
– Обращались ли вы к доктору? – осторожно спросила мадам Клэр, откусывая очередное хрустящее печенье. Необыкновенно вкусно, нужно спросить рецепт!
Присцилла невесело усмехнулась.
– На следующий день Дженет тоже увидела в воздухе темную фигуру. Та метнулась от окна прямо к ней и расцарапала ей лицо. Три царапины через левую щеку.
– Где сейчас Дженет? – спросила Клэр, отставляя чашку. – Можно ли с нею поговорить?
– Она через два дня попросила расчет и уехала к сестре в Корнуэлл, – вздохнула молодая вдова. – Еще через неделю ушла кухарка. Я одна.
Она поднялась, отошла к окну, положила на перекладину тонкую белую ладонь, вглядываясь во что-то в саду. Потом повернулась, разбинтовывая вторую руку.
– Уже после того, как я увидела ваше объявление в шляпном каталоге и написала вам письмо, призрак стал… Вот, посмотрите.
Она протянула вперед руку, на запястье которой краснели множественные следы зубов. Мадам Клэр, склонив голову, рассматривала багровые укусы на белой коже, и прикидывала, могла ли девчонка сама себя кусать под этим углом. За восемнадцать лет спиритической карьеры она насмотрелась всякого.
– Он пьет мою кровь, – сказала Присцилла. – Душит меня, царапает, кусает. Я вижу, как кровь выходит из раны и исчезает. На прошлой неделе я ездила в Лондон к поверенным, останавливалась в гостинице. Черная рябь прошла по обоям, сгустилась в фигуру и вот это сделала с моей рукой.