Зеркало для героев
Шрифт:
Так они корабеллу назвали – Птицей. Назвали в тот самый день, когда та, будучи ещё детёнышем, завершила отбор команды. Тем же вечером Птица впервые отвалила от причалов Острова Кораблей, а они вчетвером утратили сухопутные имена и, как положено мореходам одной команды, назвались братьями.
Уно постоял с минуту недвижно, понаблюдал, как жёлтое солнце наползает в серо-голубом небе на белое, и неторопливо двинулся вдоль спинного хребта к хвосту. Птица была огромна, величественна, заботлива и надёжна – как и положено зрелой корабелле на пятом году хождения по морям. Уно на мгновение остановился, затем шагнул в сторону, к полупрозрачному, с перламутровыми прожилками и золотистыми складками правому гребню. Гребни шли вдоль спины корабеллы, от загривка до самого хвоста. Или, как говорили мореходы, по палубе вдоль бортов до кормы. На высоте в два с половиной человеческих роста гребни смыкались, создавая над палубой подобие купола. Он надёжно защищал команду от ветра, дождя и града, а заодно от атаки извне, хотя атаковать мореходов не рискнули бы ни сухопутные смельчаки, ни морские удальцы. Выгоды нападение не принесло бы: даже удайся атакующим перебить команду, товар бы корабелла не отдала. И хотя причинить вред ей самой было под стать невозможному, умерла бы вслед за своей семьёй, выбросившись на прибрежные камни.
Уно запустил руки в складки гребня, и тот вздрогнул под его пальцами, а миг спустя Птица ответила на ласку – обдала ладони и запястья мягким влажным теплом.
– Птица моя, – сказал Уно, прижавшись к гребню щекой. – Птичка моя, Птиченька…
Он поцеловал корабеллу и пошагал дальше, кряжистый, бородатый, наголо бритый, с распирающими рукава нательной рубахи узловатыми мышцами. Было Уно под сорок. Чем он занимался до того, как стать мореходом, не знали даже братья. Где взял деньги, чтобы уплатить ловчим свою долю, не знали тоже.
Триал ждал брата на корме. Он сидел, скрестив ноги и привалившись спиной к левому гребню. Поджарый, тонкий в кости, горбоносый и черноглазый Птица-3, в отличие от братьев, не был потомственным мореходом. Долю за него внёс отец, состоятельный столичный вельможа. Как правило, корабли и корабеллы таких, как Триал, в команду не брали, чутьём определяя чужака. Птица-3 стал исключением: морем он грезил с детства, хотя и сам не верил, что удастся когда-либо в него выйти. За торговлю в семье Птицы отвечал он, и он же выбирал очередной маршрут. Морские карты Триал держал в голове, географию Мира Тысячи Островов знал едва ли не наизусть, начиная со столицы в восточной части архипелага и заканчивая населённой полудикими скотоводами Западной Грядой. Плавание в неизведанные южные моря, к островам, на карты не нанесённым, затеял также он. Мореходы рассказывали о южных островах истории удивительные, противоречивые и странные. Некоторые поговаривали, что земли там богаты и плодородны, а островитяне простодушны и дружелюбны, так что за одно плавание можно обогатиться. Иные, напротив, утверждали, что южные моря ядовиты, а аборигены воинственны и коварны. Веры, впрочем, не было ни тем, ни другим, потому что говорили они с чужих слов. Все, кроме братьев Стрел.
Стрела вернулась с юга чудом, обессиленная, едва держащаяся на плаву и с неполной командой на борту. И уже без всякого чуда выбросилась на камни, стоило двоим уцелевшим братьям её покинуть.
Триал вспомнил, как отрешённо, безучастно глядел перед собой Стрела-2, седой, с измождённым лицом старик, и как бросился с прибрежного утёса Стрела-4, совсем ещё юнец. Стрела-2 ненадолго пережил брата, но перед смертью успел рассказать кое-что. По его словам выходило, что южные земли богаты товаром, а аборигены цен на него не знают, не торгуются и отдают чуть ли не даром. О том, что случилось с не вернувшимися братьями, Стрела-2, однако, не сказал ни слова, лишь точил редкие стариковские слёзы по щекам, когда о тех заходила речь.
– Квар ещё не проснулся? – Уно присел рядом с братом на корточки.
– Пока спит.
Квар был самым юным из них четверых. Сын ловчего, он и сам хотел стать ловчим, но корабелла распорядилась иначе. Птица была торговым зверем или, как говорили мореходы – торговым судном. Тем, кого она из множества претендентов выбрала для себя, предстояло стать торговцами. Ни один мореход не станет противиться решению судна – так было испокон, так есть ныне и будет всегда. Квару досталась самая трудная вахта – с полуночи до той минуты, когда на юге восходит жёлтое солнце и делает первый робкий шаг по небосводу навстречу северному. Квар не жаловался, тем более что в ночные часы единение с Птицей было глубже, полнее, чем в дневные. А ещё оттого, что кормилась корабелла ночью, на втором часу четвёртой вахты, под неровным и бледным светом трёх лун. Следить за тем, чтобы она насытилась, было обязанностью Квара.
– Я хочу поговорить с тобой, брат, – сказал Птица-1. – Я волнуюсь за Дуала.
– Я тоже, – признался Триал. – Но мы забрались слишком далеко на юг. Возвращаться нелепо – мы можем достичь суши со дня на день. Дуалу придётся потерпеть, брат. Нам всем придётся.
– Ты уверен?
Триал пожал плечами.
– Если южные земли не выдумка, мы скоро увидим их, – твёрдо сказал он. – А значит, увидим людей и среди них женщин. Дуал выберет любую… Птица чует, вот в чём беда, – задумчиво добавил Триал. – Чует, что Дуал не в себе.
Птица-2 пребывал не в себе вот уже много дней. Принимая у него вахту, Триал всякий раз успокаивал корабеллу, которой состояние Дуала передавалось и которая неизменно начинала тревожиться, рыскать, иногда даже теряя связь с вахтенным и сбиваясь с курса. Женщина была Дуалу необходима, вынужденное воздержание неблагоприятно сказывалось на нём. Птица-2 то замыкался в себе, то срывался, метался, не находя себе места, по палубе. Двое суток в лечебной пазухе не помогли – Птица умела врачевать телесные раны, но не душевные.
– Будем надеяться на лучшее, – подытожил Уно. – Пойду, разбужу Квара. Нечего ему столько спать.
Дракон-1, которого братья называли Примо, цепляясь за гребень, пробрался по палубе на корму. Он только что сдал вахту Секондо. Терцо и Куатро спали вповалку у борта.
– Подъём, бездельники! – гаркнул Примо и для убедительности беззлобно пнул Терцо в бок. – Просыпайся, увалень! Пьян?
Терцо трудно завозился, затем разлепил глаза и часто заморгал.
– Пьян, спрашиваю? – Примо нагнулся и ухватил Терцо за грудки.
– Немного во хмелю, – заступился за брата пробудившийся Куатро. – Не волнуйся, к смене вахт Терцо протрезвеет.
Дракон-1 недовольно поморщился. Древняя пословица гласит: «корабельщики братьев не выбирают, их выбирает судно». Один раз и на всю жизнь. Дракон и выбрал, давно, семь лет назад. По мнению Примо, с Терцо корабль ошибся. Был тот рыхлым, неуклюжим и неопрятным, зато настойку из хмельной ягоды потреблял исправно.
– Ладно, – проворчал Примо и протянул брату руку. – Вставай. К закатам изволь протрезветь.
– Как скажешь, брат.
Примо подавил в себе недовольство. В конце концов, Дракон знал, что делал, когда брал Терцо в команду. И хотя в кулачной сваре тот слаб, зато стрелок отменный. Стреляет из пистолей с двух рук, навскидку, не целясь и редко промахиваясь. И сопли не распускает, когда приходится палить в сухопутных людишек. В отличие, кстати, от зануды Куатро, которому больше пристало быть плакальщиком на похоронах, чем морским удальцом.
– Не нравится мне это плавание, братья, – в который раз заладил Куатро. – Можно подумать, кроме нас Кистеням некого было послать.