Зеркало души
Шрифт:
— Старик, а туда же! — восклицали мои сокурсницы. — А она? Дура и хищница! Правильно её назвал Рощин! Захотела всё и сразу! А потом металась от Феди к Степе, и к тому же композитору! Вот и осталась ни с чем! Так ей и надо!
То есть фильм захватил всех и даже мальчишки проходились по образу красивой актрисы нехорошим словом и девчонки их даже не останавливали, как всегда делали при матерке. Здесь всё было к месту!
И только Маша, искоса смотрела и помалкивала, понимая меня, догадываясь о моем к генералу отношении. Видимо её чуйка угадала и мои чувства к нему, и его внимание ко мне. Да только теперь, особенно после просмотра моего «будущего» состояния, она не могла ничего сказать и только отводила глаза от попыток узнать её отношение ко всему этому балагану.
— Теперь и она не на
Я стискивала зубы и говорила себе, что не позволю вмешиваться в свою судьбу ни студкомитету, ни комсомольской организации, как это было в кино. Я буду стойкой до конца! На этом и успокоилась и даже улыбалась всем, когда пошли шутки и подколки, как всегда, после бурного обсуждения.
Виктора уже не было с нами. В этот раз он остался в поселке. Его заменил тот самый тракторист, который был в прошлый раз вместо него сторожем на стане, когда мы уезжали в совхоз. Виктор появился тогда с патефоном, а тот уехал с той же машиной, что привезла нас. И сегодня мы уже не слушали пластинки и не танцевали, а вечером после ужина вновь пошли споры по фильму. Мне было неловко, и я ушла спать. Там, в вагончике, спрятала письмо, прочитав его еще несколько раз. Уснула не сразу, только после того, как за стеной начался дождь.
— Завтра опять будет слякоть. — мелькнула мысль перед самым провалом в темноту.
Всю ночь лил холодный дождь и даже с утра не прекращался. В вагончик прокралась влага и холод. Мы едва согревались под двумя одеялами. Вставать не хотелось. Но Маша подняла нас всех и меня в том числе. Я после муторной ночи, еле открыла глаза. Но вспомнив, что надо помогать подруге, вскочила и с бодрым припевом:
— «Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля, просыпается с рассветом вся советская земля. Холодок бежит за ворот, шум на улице слышней, с добрым утром милый город, сердце Родины моей». — пела я во весь голос.
Девчонки ворчали на меня, но вставали и заправляли свои теплые постели. Приведя себя в порядок, мы сели завтракать под тот же не унимавшийся дождь. Было зябко и мокро. На площадке появились лужи, и почва уже здесь размякла.
— Как же будет в поле? — вяло думала я, попивая горячий чай. — Я-то ладно, в сапогах и плащ палатке. А девчонки?
Некоторые вовсе были в легких курточках и тонких трикотажных штанах, и еще в спортивных матерчатых тапках, вместо ботинок или же сапог. Маша осмотрела притихших сокурсниц и решила двум девочкам остаться на помощь кухарке, так как их обувь не вызывала сомнений, что промокнет тут же, не доходя даже до участка. Все остальные понуро поплелись за звеньевыми, которые смотрели на свое воинство с сомнением и сочувствием.
— Сегодня норма будет урезана. Работаем до обеда, если дождь не прекратится.
Так и случилось — дождь не закончился даже до обеда. Развезло так, что ног невозможно было вытащить из той размокшей почвы, которая уже лежала в отвалах после прохождения трактором с новым водителем. Это был взрослый мужчина лет за сорок, и звали дядя Паша. Так он нам представился еще ранее, в первый свой приезд.
Многие уже окончили свою работу по сборке моркови и сидели под одним плащом, который одолжил им этот тракторист. Как замерзшие воробьи они прижались друг к другу и едва переговаривались синими от холода губами. Я, Маша и некоторые другие девчонки были одеты соответственно, скорее те, кто из сел и деревень. Им был известен труд в поле осенью и поэтому их экипировка напоминала нашу. Но основа была все же городской и они оделись как на пикник, то есть, не думая об осенней распутице.
— Всё! — сказала я Маше, когда мы пили чай из моего термоса и поили этих замерзших девчушек. — Абзац! Простуда им обеспечена!
Маша кивнула, соглашаясь. Ленка тоже была собрана по-летнему, но мы её кое-как обрядили: я дала ей куртку из парусины с капюшоном, а Маша теплую кофту. На ноги она надела её же полуботинки, на два размера больше, с моей парой шерстяных носков, что положила мне Глаша. Остальных тоже необходимо было переодеть, но во что?
На следующий день сморкались и кашляли уже половина группы девчонок и один парень. Тот вообще слег с температурой, как определила я, когда осмотрела его
— Есть одеваться с умом! — козырнул он, и все рассмеялись. Опять было весело.
А вот утро нам подарило первые заморозки. Когда мы выскочили из остуженных за ночь вагончиков, то поразились инею на еще зеленых кустах и тонкому ледку на еще не высохших лужах. Как-будто сама погода нам говорила, что пора и по домам, хотя осталось еще несколько дней до окончания нашего «трудового подвига».
Сегодня особенно было ужасно на поле — ветер был морозным и пронизывающим. Даже мне в ватнике было очень холодно, а как же девчонкам в их тонких курточках и вязаных джемперах и кофтах! Опять некоторые уже слегли окончательно. Среди них оказалась и Машина тень — немочь Ленка. У неё началась ангина с высокой температурой. Мы всю ночь по очереди дежурили рядом и поили её горячей водой. Я скормила ей последний аспирин и дала еще и стрептоцид, как посоветовала Маша, имеющая опыт такой же болячки у себя. Это конечно не антибиотик, но может убивать стафилококк. Я поняла по её рассказам о собственном лечении ангины, которым она страдала с детства. Так что общими усилиями, мы вытянули Лену из температуры. Горло было красным, отекшим, глотать ей было больно, и она постоянно спала, вплоть до нашего отъезда, который был просто фееричным. Для меня особенно, потому что за мной генерал прислал военный ГАЗ-69 с водителем… Иванычем!
А произошло это утром, в тот день, когда мы должны были уже уезжать совсем. Там нас должны ждать автобусы, привозившие сюда в начале. Когда нас выгрузили из грузовика с вещами на парковке перед поселковым советом, то я увидела Иваныча и бросилась к нему с вопросом:
— Что случилось? — испугавшись неожиданного его появления. Паника накрыла меня с головой. Я уже не соображала ничего, кроме страха за кого-то из домашних. Но увидев улыбающееся лицо старшины, еле успокоилась и поцеловала его в щеку. Тот обрадовано взял мои вещи и показал на машину:
— Сергей Витальевич приказали доставить в целости. Вот и ждал тебя. Глаша в нетерпении, вся извелась, думая, как бы ты не заболела. Как чувствуешь себя?
Успокоив его, пошла за ним и, увидев этот военный «джип» советского образца, поняла, что смогу взять с собой еще несколько человек. С Машей отобрали «самых болящих» и конечно Ленку с Петей, кого лечила еще ранее. Таким образом, в машине вместе со мной было восемь человек, с вещами соответственно. Маша отправилась сообщить бригадирше Серафиме, что мы отправимся самостоятельно, а я отозвав в сторону Иваныча, спросила про генерала, думая, что он дома, но тут же огорчилась, так как старшина приехал один, чтобы забрать вещи для него и отвезти на полигон, где тот будет еще две недели.
— Он написал тебе письмо. — И протянул мне конверт.
Я схватила и тут же принялась читать, пока Маша отсутствовала, а другие усаживались в машину. Иваныч помогал им приспосабливать вещи сзади сидений.
Генерал писал, что продолжается его командировка и когда закончится, не знает никто. Потом ему необходимо будет еще осмотреть некоторые «детали» изобретения на заводе. Именно тАк написал, но я поняла, что это сплавы, о которых он мне рассказывал, а уж потом будет дома до самого нового года. Обещал позвонить обязательно, как только я приеду домой. И ни слова о чувствах. Все строго лаконично и по-деловому. Видимо все остальное оставил на телефонные переговоры.