Зеркало миров

Дрейк Дэвид

— Я Кэшел ор-Кенсет, сэр, — представился Кэшел, слегка шаркая ногами, чтобы убедиться, что они правильно поставлены. — Вы тот самый парень, который был здесь похоронен?

Лампа загорелась ярче, чем когда-либо, но черты лица незнакомца были резкими даже там, где они должны были находиться в тени. И, кстати, о тенях — Кэшел взглянул на стену гробницы по другую сторону незнакомца от лампы. Вместо тени молодого человека на ней был виден тощий демон с головой ящерицы. Свет лампы проникал сквозь перепонки крыльев, отбрасывая более светлые тени, чем само тело; они двигались, когда незнакомец говорил.

— Похоронен? — переспросил незнакомец. — Боже мой, что за мысль. Но твоя подруга пришла сюда, чтобы найти меня, если ты это имеешь в виду. Он посмотрел на Теноктрис сверху вниз и ухмыльнулся. — Я, конечно, понимаю, почему она хотела, чтобы я возглавил дело, — сказал он. — Боже, если бы я был таким жалким слабаком, я бы просто повесился.

Он улыбнулся Кэшелу, очевидно, ожидая реакции, которой не последовало. Кэшел не позволял словам вывести его из себя, особенно когда это было то, что пытался сделать другой парень — как здесь. Конечно, то, что он не разозлился, не означало, что он не нанес бы быстрый удар посохом, впечатав парня в стену с такой силой, что сломал бы кости. Кэшел и на этот раз не стал бы этого делать, потому что Теноктрис действительно пришла сюда, чтобы встретиться с ним. Однако мысль об этом заставила Кэшела улыбнуться.

Незнакомец хихикнул, повернулся и направился в дальний конец камеры, прежде чем повернуться снова. Его тень колыхалась по грубо отесанной стене вместе с ним. — Я хотел получить Первый Камень, — задумчиво сказал он. — Ну, конечно, я хотел — любой бы хотел. Но я знал, где его найти и как его достать... почти.

Он снова рассмеялся, но в этом звуке не было ни капли юмора, даже радости палача. — Это «почти» дорого стоило, красавчик, — сказал он. — Оно стоило мне времени, больше времени, чем ты можешь себе представить. Я начинал думать, что оно будет стоить мне вечности; всего времени, которое когда-либо будет.

Быстро и бодро он направился к Кэшелу, протягивая левую руку. — Но теперь пришел твой друг, — сказал он. — Я заплатил, и хорошо заплатил, за свою информацию, и наконец-то я могу использовать ее, чтобы добыть Первый Камень. Отдай мне медальон, который ты держишь для меня, мой маленький цветочек, и мы продолжим дело, завершения которого я так долго ждал.

— Нет, — ответил Кэшел. Он не повышал голоса, но услышал, как он стал хриплым. — Медальон мне дала Теноктрис. И я должен хранить его.

— Ты думаешь, что можешь угрожать мне, ты, червяк! — возмутился незнакомец. — Угрожать мне? Он был — он не стал, он был — львом, даже больше, чем любой настоящий лев — зверем, чьи открытые челюсти могли проглотить Кэшела целиком. Из его разинутой пасти воняло гниющей между клыками плотью. Кэшел сгорбился.

Обычно он наносил удар правой рукой, описывая горизонтальную дугу, затем заносил другой наконечник посоха слева в ударе, который начинался на высоте колена. Но не сейчас.

Лев был слишком велик, чтобы вместиться в гробницу. Кэшел столкнулся с ним на плоской, безликой равнине — но равнина могла быть ненастоящей; а если это было не так, то и лев тоже. Удар по чему-то, чего не существовало, вывел бы его из равновесия, и это могло бы стать концом боя.

Незнакомец, может, и не был львом, но он был кем-то — и чем-то очень опасным. — Отдай мне медальон, червеобразная тварь! — крикнул лев.

Кэшел чуть-чуть повел посохом сначала в одну, а затем в другую сторону. Он сказал все, что должен был сказать, поэтому больше не заговаривал. Были люди, которые думали, что блеф перед дракой пугает противника, но Кэшел в это не верил. Это его не пугало; и, кроме того, он обычно не нуждался в помощи.

Лев захихикал и снова стал стройным молодым человеком. — О, как же мне было весело, когда я был жив! — сказал он тем лукавым тоном, который Кэшел слышал во дворце, когда придворные пытались быть высокомернее друг друга. — Счастливые дни, счастливые дни.

Он улыбнулся Кэшелу; и когда он улыбнулся, его тело перелилось через стенку каменного гроба и слилось с Теноктрис. Это было все равно, что наблюдать, как мед впитывается в ломтик хлеба грубого помола. Лампа снова стала мерцать как обычно. Не было никаких признаков незнакомца. Теноктрис застонала.

— Теноктрис? — обратился к ней Кэшел. Должен ли он был помешать этому существу — прикоснуться к ней? Но она этого не говорила, и он не был уверен, что смог бы это сделать. Старая женщина осторожно села.

Кэшел предложил свою левую руку; она с радостью приняла ее. — С вами все в порядке? — спросил он, опуская ее на пол гробницы. На его руке она казалась не тяжелее голубя.

— Я получила то, зачем пришла сюда, — тихо ответила она. — Завтра мы должны пойти с Шариной в Место; у нас будут дела с Коэрли. Но сегодня вечером... Она указала на свою сумку. — ... пожалуйста, понеси ее, мой дорогой. Сегодня ночью я должна поспать, потому что я устала так, как никогда за свою долгую жизнь.

***

Гаррик сидел на большом пне на поляне за конюшнями, продевая сыромятный ремешок через отверстия, проколотые шилом, чтобы сшить куски свиной кожи. Он ожидал, что сошьет новую сбрую сам, но Уинсес и Пендилл, охотники, остановившиеся в «Кабаньем Черепе», были рады сделать для него большую часть работы.

— Ты сможешь дожить до своего двойного настоящего возраста, парень... — сказал Уинсес. Он поднял свиную шкуру левой рукой, прижал ногой нижний конец и отрезал полосу своим мясницким ножом. Гаррик достаточно поработал с кожей, чтобы понимать, какими сильными должны быть запястья охотника, чтобы сделать это одним движением. — И не делать столько же, как мы с Пендиллом.

Другой охотник — мужчины были двоюродными братьями — приветливо болтал с Корой, пока надевал на нее нагрудные и плечевые ремни, которые они уже вырезали и сшили. Гаррик взглянул на них. — Послушайте, — сказал он, хотя и знал, что это глупый вопрос, — вы с вашим кузеном не родственники каким-нибудь поэтам?

— Поэтам? — переспросил Уинсес, нахмурившись. — Что такое поэт?

— Кто-то, кто соединяет слова так, чтобы у них был ритм и, возможно, рифма, — смущенно ответил Гаррик. Карус мысленно засмеялся, и Шин тоже повернулся, чтобы рассмеяться. — Был знаменитый поэт с таким же именем, что и у вашего двоюродного брата, но я понимаю, что он, должно быть, жил в другое время.