Зеро
Шрифт:
— Здесь его спальня, — прошептал Джоунас. Спрятавшись от дождя в густой листве криптомерии, жалобно кричит козодои.
— Надень маску, — сказал Филипп, закрывая лицо черной тканью.
Они оба одеты во все черное. Теперь слышится лишь шум дождя. Даже козодой умолк.
— А ты уверен, что в доме больше никого нет? — спросил Джоунас. Он чувствовал себя как вытащенная из воды рыбина и поэтому нервничал. — В донесениях говорится, что раз в неделю Годо отпускает своих навестить родных. Но это будет только через два дня.
— Сегодня
— Кстати, об иголках, — сказал Джоунас. — Ты все взял?
— Вот здесь, — ответил Филипп, похлопав себя по карману. — Все пройдет как по маслу.
Они поднялись на деревянное крыльцо. Замерли, прислушиваясь. Кап, кап, кап. Только шум дождя.
Филипп подошел к сёдзи, опустился на колени. Просунул лезвие ножа между деревянными дверными планками, поднял его вверх, освобождая щеколду. Повернулся, кивнул Джоунасу.
Они осторожно отодвинули дверь в сторону. Дзэн Годо спал на футоне.
Филипп оставил обувь за порогом, прополз по татами. Он чувствовал спиной близость Джоунаса.
Теперь он был совсем рядом со спящим. Вынул коробку. Внутри был стеклянный шприц, содержимое которого должно было сымитировать коронарную эмболию. Его достал Джоунас. Филипп вынул шприц, нажал на поршень, выпуская воздух. И случайно задел фарфоровую чашку для сакэ, оставленную на самом краю низкого столика.
— Черт! — выругался Филипп, произведя больше шума, чем чашка, упавшая на упругую циновку.
Дзэн Годо зашевелился, начал приподниматься. Филипп попытался всадить иглу, но Дзэн Годо выбил шприц у него из рук.
— Черт тебя раздери, — зашипел Джоунас. — Делай же что-нибудь!
Филипп выхватил кусок проволоки с деревянными ручками на концах. Набросил проволоку на шею Дзэн Годо, начал затягивать.
Отчетливо услышал, как отъехала в сторону седзи, ведущая в холл. Повернул голову. Закричал:
— Берегись!
Над головой Джоунаса просвистела катана. Тот отпрыгнул в сторону, перевернувшись в воздухе. Лезвие врезалось в тростниковую циновку.
Филипп затягивал все туже и туже. А Джоунас тем временем делал ложные выпады, нырял, крутился на месте.
Хлынула кровь, теплым потоком заливая Филиппу руки. Наконец-то, подумал он. Высвободил проволоку, нагнулся за шприцем, убрал его в карман. Кинулся к Джоунасу, схватил его, когда тот уже достал пистолет.
— Убью мудака! — сказал Джоунас. Снова просвистела катана. Брызнули кедровые щепки.
Джоунас прицелился, Филипп ударил его по руке.
— Ты что, с ума сошел? — Он потащил Джоунаса к выходу.
Они выбежали на крыльцо. Филипп схватил туфли, свои и Джоунаса,
— Что Годо?
— Мертв, — ответил Филипп. Провел окровавленной рукой по руке Джоунаса, пока дождь не смыл всю кровь. — Еще немного, и проволока совсем перерезала бы ему шею.
— Хорошо, — сказал Джоунас. — Очень хорошо.
Филипп заметил, что тот дрожит.
Уже в машине, несясь по темным улицам, Филипп сказал:
— Ты чуть было такого не натворил...
— Что?
— Пистолет, Джоунас. Твой гребаный пистолет. Он же американский. Армейского образца. Как ты думаешь, каковы были бы результаты баллистической экспертизы, пусти ты его в ход?
— На нас все равно не смогли вы выйти.
— На нас, может, и не вышли бы. Но Силверс наверняка оказался бы в очень неприятном положении. «Полковник Силверс, что делают американские пули военного образца в теле гражданина Японии?» Ты думаешь, он стал бы нас выгораживать?
Джоунас молчал. Свет уличных фонарей придавал его лицу злобное выражение. Дождь барабанил по крыше машины в такт щелканью дворников на ветровом стекле.
— Господи, — произнес через некоторое время Джоунас. — Гнусная была работенка. — Голос его звучал возбужденно, глаза горели. Он повернул голову. Зеленоватый свет фонарей делал его похожим на привидение. — Но кто, черт возьми, размахивал мечом?
— Какая разница, — ответил Филипп. — Годо мертв. А тот, кто там был, все равно не видел наших лиц.
— Да, — Джоунас провел рукой по волосам. — За что тебе большое спасибо, дружище. — Он глубоко вздохнул, расслабляясь. Происшедшее начало забавлять его. — Господи, этот проклятый меч едва не снес мне голову!
Потом, когда Филипп вспоминал этот день, ему казалось, что он видит фильм, где главный герой смотрится в вереницу зеркал, так что его изображение бесконечно повторяется... Тот день, когда Митико привела его к Дзэну Годо. Когда Дзэн Годо сказал ему: «Я хочу, чтобы вы меня убили». А Филипп спросил: «Почему?»
Но ему нужно было время, чтобы все осознать. Не только саму просьбу, но и то, что должно было случиться. Сомкнув пальцы вокруг фарфоровой чашки, ощущая, как тепло проникает в ладони, он наблюдал за каждым движением Митико во время долгой, изысканной чайной церемонии; несколькими днями позже он умышленно столкнет эту чашку на пол. Пар ленивой дымкой обволакивал его лицо.
Дзэн Годо заговорил только после того, как Филипп допил до дна.
— Я хочу, чтобы вы верно уяснили положение. — Митико, сидевшая сбоку, поставила новую чашку в сложенные ковшом ладони Филиппа. — Моя «смерть» даст мне лишь выигрыш во времени. Власть Дзибана настолько велика, что я вынужден отказаться от своего имени, от своего дела, от самой жизни, которую я вел как Дзэн Годо. Я исчезну с политической арены. Умерев, я потеряю всю свою власть.