Жадность
Шрифт:
– Да неважно, Игнашка, Митрич сказывает, и то и это плохо. Хитрость сама себя может перехитрить, а от лишнего умствования с ума часто сходят.
Федька зашёлся радостным смехом, а Игнат стоял, набрав в грудь воздуха, и никак не мог придумать, что лучше ответить. Когда смеялись уже все, покрасневший Игнат выдохнул воздух и проворчал:
– Митрич сказывает, Митрич сказывает… Понабрался хитрости у чёрта мохнатого!..
– Уел, уел Федька Гната! – веселился Санька. – Вот не думал, что такое увижу! Нет, хорошо всё ж таки кузнец учит, правильно.
Игнат
Вскоре на горизонте показался Холм Древних Воителей. Антоха на время выкинул из головы мысли о Нюрке и принялся рассказывать древнюю легенду, которую в селе знали все, но послушать хорошего рассказчика всегда готовы: особенно мальчишки, особенно о подвигах. А Антон рассказывать умел.
И вот уже вокруг пылили на конях басурмане, летели стрелы, звенело железо, раздавались жалостливые крики, предсмертные хрипы, катились отсечённые головы, падали отрубленные руки, сжимавшие сабли и луки. А у подножия величественного холма стояли десять русских воинов, облачённые в кольчуги и шишаки.
Антон рассказывал вдохновенно: вроде как стрелял из лука, рубил воздух рукой, кричал разными голосами, картавил за басурманского князя, басил за русских воинов, что приняли смерть у холма, но не пропустили басурман вглубь русской земли.
Дни сменяли ночи, а ночи меняли дни, и мальчишки всё это видели, словно обретались на поле, где когда-то шли древние жестокие бои с иноземной нечистью. Каждый думал о том, что сейчас где-то их отцы и братья тоже бьются с немчурой, и каждый мальчишка мечтал оказаться там, чтобы хоть чем-то помочь родным русским людям в схватке с коварным врагом.
Закончился рассказ со смертью последнего из древних воинов, и Антон упал в дорожную пыль. Мальчишки стояли хмурые, сурово сжав губы, а в глазах блестели слёзы, но в сердцах разгоралась ненависть к подлым незваным захватчикам. Они подошли к Антону, что лежал, улыбался, а по его щекам бежали влажные дорожки слёз.
– Ну, ты мастер, – выдохнул Игнат и протянул рассказчику руку.
– Как это у тебя так получается? – спросил Серёга. От волнения у него дрожало веко, а тонкий нос морщился, словно всё ещё втягивал в себя медный запах когда-то пролившейся здесь крови.
– Да я не знаю, – растерянно сказал Антон, поднимаясь на ноги. – Находит на меня, а дальше пошло-поехало. Вроде и не здесь я, а там. Не знаю, как растолковать попонятней.
– Как у того мастера, – глухо бухнул Федька. – Митрич сказывал, что настоящий мастер он живёт в том, что делает. Переживает всё. Ещё говорил, что для мастеру это не хорошо. А ещё говорил, что вся легенда – выдумки.
Хмурые, набычившиеся мальчишки повернулись к Федьке.
– Это чего выдумки? – бросил недобро Санька, сжимая кулаки – Он, конечно, колдун, но откуда ему знать, что здеся делалось тучу лет назад?
Серёга смотрел серыми глазами на Фёдора с вызовом, как будто спрашивая: ну, что ответишь нам, юный колдун?
Сконфуженный Федька не знал куда деваться, но на выручку пришёл Антон.
– Кто теперь разберет где правда, где выдумки? Да и кому какое дело до истины, когда история хорошая? Может, Митрич прав, а может, легенда?
Он обхватил Федю рукой за плечи и подтолкнул вперёд по дороге.
– Ты расскажи нам, Федя, что было в истории Митрича.
Федьке не хотелось говорить, тем более что в истории Митрича не было ничего, а легенда красивше. Но ребята ждали рассказа, и Федя, помявшись, бросил:
– А ничего не было. Не было воинов, не было басурман. Какие кони, когда у нас леса кругом? На дальних лугах ещё болото не посохло, где они могли пройти? Была горка или гора, со временем поросла травой, вот и всё. А всё остальное люди придумали. Нужны, дескать, такие истории – вот их и напридумывали.
– Ну, такая история, правда, неинтересная, – заметил Антон. – Пойми, может, Митрич и прав: ничего не было, а интерес где? Ну, какой толк от этой правды? Нужна ли она людям? А вот легенда выходит – нужнее. Она сердце стучать быстрее заставляет, кровь кипеть, на подвиги зовёт. Выходит – легенда-то лучше, даже если это не правда.
Игнат хохотнул и высказал то, от чего Федька моментально забыл об истории холма.
– Ха, леса, кони-лошади, болото, не пройти, не проехать, а про Сеньку Кривого забыли? Года два-три уже ловят, а всё не словят. А мужички сказывают, лошади-то у него подкованы. А не вы ли с учителем постарались, а, Федька?
Фёдор зарделся и замотал головой.
– Да ты не тушуйся, мы точно не скажем, – звонким голосом подбодрил Фёдора Серёга.
– Могила, чем хочешь поклянёмся, – подтвердил Санька.
– Дураки, – укорил Антон. – Кто ж про такое спрашивает? Сеньку по всей округе ищут, да всё поймать не могут, но думаю, это всё до поры до времени.
– А я что? – выкрикнул Игнат, уперев руки в бока. – Мне Сенька – нравится. Эх, сам бы к нему подалси, да годами, небось, не вышел – не возьмёт. Али возьмёт, как ты думаешь, Фёдор?
Федя хотел было ответить, что если подумать, то возьмёт, но вовремя вспомнил про Игнашкину житейскую хитрость и ответил осторожно:
– Да откуда мне знать-то, Игнашка, я Кривого в глаза никогда видеть не видел.
К дому кузнеца подошли кучкой, стали в сторонке, а Федька отправился забрать заступы.
Подойдя к бревенчатым воротам, Фёдор обернулся и посмотрел на ребят. Они о чём-то разговаривали, но посматривали на него. Федька, посмеиваясь про себя, стал боком так, что бы они ни увидели движений левой руки, а правой ладонью прикоснулся к воротам и зашевелил губами. Левой рукой, скрытой от зрителей, нащупал маленький язычок засова ворот и дёрнул, одновременно толкая створку правой ладонью. Ворота отворились, и Фёдор с котомкой вошёл внутрь.