Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья
Шрифт:
Правда, отец Поль строго наказывал Жаку не говорить лишнего о Фирмене. А Жак нарушил свое обещание, поведав о нем уже троим: Шарлю, Бабетте и Адора. Но Шарль был его лучшим другом. Бабетта… Он знал, что поступил правильно, доверившись ей. А Адора был адвокат и хороший советчик во всех делах. К сожалению, старания Адора пока успехом не увенчались. И Жак отправился к Мишелю.
Гамбри слушал юношу очень внимательно, ничему не удивляясь, а когда тот кончил, покачал головой.
— Боюсь, что тут я тебе не многим смогу помочь. Все же попробую. Отведу-ка я тебя к Жерому Рике. Он славный малый… А так как он цирюльник и живет почти в самой Бастилии, посмотрим, не будет ли он полезен в нашем деле.
Жак воспрянул духом от того, что Гамбри принял так близко к сердцу его рассказ, и особенно потому, что он сказал: «в нашем деле». К тому же это были не туманные обещания подумать, поискать, постараться, а реальная помощь.
Гамбри не преувеличил, упомянув, что брадобрей живет почти в самой Бастилии. Его заведение прилепилось к одной из крепостных стен и как будто вросло в нее. Жером — веселый малый с черными, чуть насмешливыми глазами — обрадовался Гамбри и радушно встретил Жака, однако слегка задел его самолюбие словами:
— Добро пожаловать, хотя этому молодому человеку мои услуги, пожалуй, понадобятся не раньше, чем годика через два-три.
А Жак-то считал, что его усы видны каждому.
Гамбри рассказал Жерому, что Жак разыскивает своего родственника, томящегося в одной из тюрем.
— Вот что, дружище, — закончил он свой рассказ, — к тебе ходят бриться и стричься многие молодцы из тюремной стражи. Можешь ты нам помочь?
Жером задумался на минутку, потом сказал:
— Пожалуй, лучше всего обратиться к Круазе, он частенько ко мне забегает. Этот старый тюремный сторож хитер, как лиса. Сразу с ним поговорить не удастся, но надо, чтобы он попривык к твоему молодому другу. Увидит его раз, другой, а там можно будет его и спросить…
С того дня у Жака прибавилось дела: как только выдавалась свободная минута или если ему случалось по поручению тети Франсуазы проходить мимо цирюльни, он забегал к Жерому.
В цирюльне Жером работал один, если не считать подручного, Люсьена, малого лет пятнадцати, с глуповатой ухмылкой на круглом невыразительном лице.
Наконец Жак познакомился с Круазе — угрюмым, молчаливым человеком лет шестидесяти, крепкого сложения, с заросшим темной бородой лицом. Если бы какому-нибудь живописцу пришло в голову написать портрет Круазе, то он мог бы не делать под ним подписи: «тюремщик». Никто все равно не усомнился бы, что именно такова профессия этого угрюмого человека.
На Жака он даже и не взглянул и лишь на третий или на четвертый раз заметил его присутствие.
И вот настал день, когда Жером шепнул Жаку:
— Пора! Спрашивай у него, что тебе надо. Он к тебе благоволит. Начинай, пока нет других клиентов.
Круазе сел в кресло. Жером занялся подготовкой инструментов, вытащил из футляра большие ножницы, достал ремень, бритву, стал ее точить.
— То-то у вас дел, я думаю, — начал Жак издалека. — Вон какая борода у вас выросла. Некогда ее и подстричь.
Круазе подмигнул Жерому:
— Без работы мне сидеть не приходится, что правда, то правда!
— А не надоело вам, господин Круазе, возиться с ключами да узниками? Ведь сколько их прошло через ваши руки! И все злодеи!
— Прошло столько, сколько тебе и не сосчитать! — согласился Круазе, и на его угрюмом лице появилась самодовольная улыбка.
— И неужели всех, кто у вас на запоре, вы помните по имени? Ну и память надо иметь, чтобы всех их не спутать…
— Эх ты, простак! Если я спутаю, такой кавардак пойдет, что не обрадуешься, и концов потом не найдешь!
Жак продолжал льстить Круазе, восхваляя трудности его ремесла. И как ни был осторожен тюремщик, но и он поддался на удочку лести.
— Ты говоришь «спутать»… Глуп ты, вот что я тебе скажу! Ведь это только дураки думают: попал человек в Бастилию, и пиши пропало… А у нас там такой порядок: все записано, расписано, никто не умрет раньше положенного срока, зато и не выйдет прежде, чем надо. Знаю я эти россказни: посадили, мол, преступника, а потом забыли о нем… Мы всех наперечет знаем…
— Неужто, коли преступник попал в Бастилию, даже если он не у вас под охраной, вы его имя знаете?
Круазе бросил подозрительный взгляд на Жака, словно хотел прочесть его мысли.
Жак струхнул. Как он ни готовился заранее к этому разговору, на него нашел какой-то столбняк. С чего начать? Как лучше подойти к тому, что его интересует? «Была не была!» — только успел он подумать и спросил, тут же пожалев, что не подождал еще хоть немного:
— А преступник, по имени Фирмен Одри, не проходил через ваши руки?
Круазе, как улитка, тотчас ушел в себя. Недобрая морщина пролегла у губ.
— Не помню такого! — буркнул он. — А тебе к чему?
Жером был настороже и, услышав, что Жак брякнул лишнее, прервал их беседу и начал уговаривать Круазе:
— Помолчи, а то как бы я тебя не порезал!
Жак и сам пожалел, что слишком рано заговорил об Одри, и, чтобы поправить ошибку, продолжал с беспечным видом:
— Я-то недавно из деревни и, конечно, не знаю, что за преступники у вас сидят…
— Не знаешь и знать не должен… А зачем спрашиваешь? И с чего ты интересуешься этим Одри?
— А я в книжной лавке работаю. Так меня предупреждали: надо смотреть в оба, чтобы какая-нибудь запрещенная книга не проскочила… Говорили, будто этот самый Одри скверные книги писал. И за это, все твердят, его упрят… посадили в Бастилию. Вот мне и интересно.
— Вижу я, что ты парень со смекалкой… — Круазе прищурил глаза: они стали узкими, как щелки, и от этого совсем непроницаемыми.
Жером вновь занялся бородой своего клиента, заботясь о том, чтобы Круазе мог теперь свободно разговаривать.