Жалкая
Шрифт:
— Сделай это ещё раз, — требую я.
Она поднимает бровь.
— Что сделать?
Я не отвечаю, вместо этого я впиваюсь пальцами в её торс, пытаясь выдавить звук из её рта. Она корчится от моей атаки, вскрикивает, пока её руки толкают меня, смех выливается из неё, когда она борется с моим захватом. Я ныряю вниз, осыпая её шею поцелуями, всё моё гребаное тело плывет от того, как ее хихиканье проносится по воздуху и оседает в центре моей груди.
Наконец, я отстраняюсь, и она успокаивается,
А я, черт возьми, в растерянности; дыхания в легких нет, голова кружится от высоты кружения.
Это снова та самая улыбка, её настоящая улыбка. Редкая и такая красивая.
Мои глаза жадно смотрят на неё, выжигают этот момент в памяти на случай, если я больше никогда не увижу её такой. Зная, что скоро у меня больше не будет такой возможности.
— Я и не знал, что у тебя есть веснушки, — говорю я.
Она морщит нос, проводя рукой по лицу.
— Да, макияж обычно скрывает их.
Я хватаю её за руку, убирая её от щек, мой живот подпрыгивает, когда я это делаю.
— Они тебе не нравятся?
— Они напоминают мне о моей матери.
Её голос монотонен.
— И это плохо?
— Смотреть в зеркало и видеть женщину, которая не могла смириться с тем, что я существую? Это не совсем похоже на солнечный свет и розы, нет.
Язык её тела меняется, руки напрягаются, когда она скрещивает их на груди. Она сворачивается калачиком. Прячет себя подальше.
— Ты всегда так делаешь?
— Фу, — жалуется она. — Если бы я знала, что ты собираешься задавать так много вопросов, я бы не согласилась остаться на ночь.
Я улыбаюсь.
— Я просто пытаюсь узнать тебя получше.
Она переворачивается на бок, упирается руками в подушку, лежащую под её лицом, её глаза оглядывают каждый сантиметр меня.
— Моя мама была… она просто не была создана для того, чтобы быть матерью, ну мне так кажется. Не моей, во всяком случае.
В груди горит, потому что я как никто её понимаю.
— Я самый младшая, понимаешь? Несса и Дороти, они обе были запланированы, но… не я. Я была ошибкой. Досадной случайностью, — она делает паузу, её глаза теряют фокус. — Когда я была маленькой и меня заставляли ходить на мессу каждое воскресенье, я слушала, как священник поэтично рассказывает о Боге, а я шла домой и лежала в кровати, думая, если мы все созданы по Его образу и подобию, почему моя мама не могла любить меня такой любовью, какую я так жаждала.
— Я думаю… — говорю я осторожно. — Единственная любовь, на которую ты можешь рассчитывать, это любовь к себе.
Она хмыкает, пожевав нижнюю губу.
— Да. Может быть. Я уже смирилась с этим, знаешь? Её уже давно нет. Мой отец попал в тюрьму, и она быстро ушла. Оставила Нессу воспитывать нас, хотя та сама была ещё ребенком.
Между нами повисает тишина.
— Моя мама на самом
Правда приятно слетает с языка, и я продолжаю, зная, что снова ставлю под угрозу свое прикрытие, но на самом деле мне наплевать. Она и так знает, что мои файлы фальшивые, и мне кажется дерьмовым не дать ей что-то настоящее, когда она только что дала что-то мне сама.
Она закатывает глаза.
— Да ладно, серьёзно?
Усмехаясь, я тянусь к ней и притягиваю её тело к себе, а затем ложусь на спину, мои руки прослеживают линии вверх и вниз по её позвоночнику, пока она лежит головой на моей груди.
Интересно, слышит ли она, как колотится мое сердце?
— Вообще-то, она была наркоманкой. Она никогда… — эмоции прокладывают себе путь в мое горло, и я сглатываю, заставляя себя произносить слова. — Её не было большую часть времени, а когда она была рядом, всё было не очень хорошо. Но были моменты.
Я вспоминаю, когда я видел её в последний раз. Какими ясными были её глаза, её лицо выглядело более живым, чем в последние годы. Я был уверен, что ей стало лучше.
— Как поэзия?
Когда она рисует круги на моей груди, от кончиков её пальцев по моей коже бегут мурашки.
— Как поэзия, — повторяю я. — Потом однажды она высадила нас у трейлера своей сестры и исчезла.
— Она не вернулась, — утверждает Эвелин.
Я качаю головой, рану в моей груди словно ковыряют, пока не начинает идти кровь.
— У моей мамы никогда не было моментов, — размышляет она. — Во всяком случае, не со мной. Я проводила бесчисленные часы, пытаясь понять, почему она так меня ненавидит, а потом однажды поняла, что мне всё равно.
Двигая руками по её бокам, пока мои пальцы не коснулись её подбородка, я поднимаю её лицо, чтобы она встретилась с моим взглядом.
— Я не знаю, как кто-то может тебя ненавидеть.
— Разве ты не ненавидишь меня?
Я качаю головой, мои легкие сильно сжимаются.
— Примерно так же, как ты ненавидишь меня.
Она поднимается и прижимается своими губами к моим, и на все утро я потерян.
27. ЭВЕЛИН
Я смотрю в лицо отца, пытаясь понять, о чем он думает, и ничего не могу понять.
В моей голове проносится тысяча разных мыслей. В основном о том, что сегодня у меня был близкий контакт с Брейденом. Я знала, что было глупо оставаться в его комнате, и когда Зик пришел и постучал в его дверь днем, я убежала и спряталась в ванной, как ребенок, которого поймали за кражей конфет.