Жалкая
Шрифт:
— Знаешь, все эти разговоры мне надоели, — мурлычет она. — Не хочешь уйти отсюда?
Нет.
Я не могу трахнуть её.
У меня нет никакого интереса трахать её.
— Конечно, — я прочищаю горло.
Мы получаем чек и записываем его на мой счёт, прежде чем пройти через вестибюль и подняться на лифте на двадцать первый этаж, где находится её номер. Я останавливаюсь перед её дверью, и когда она открывает её, чтобы войти внутрь, я остаюсь в коридоре.
Она поворачивается ко мне, вскидывая брови.
— Ты
Я качаю головой.
— Каким бы заманчивым ни было это предложение, я бы не хотел оказаться в списке смертников твоего отца.
Она опускает взгляд, медленно скользя им по моему телу.
— Я никому не скажу.
Тошнота дразнит мой желудок, когда я наклоняюсь и целую её в щеку.
— В другой раз.
Следующие два часа я слоняюсь по своей комнате, размышляя между тем, чтобы остаться на месте на случай, если кто-нибудь придёт, или рискнуть и пойти к моей сестре. Это глупо, но я схожу с ума, сидя здесь и ничего не делая.
Роуз побеждает.
Я выскальзываю из своей комнаты, пользуюсь пожарной лестницей и торопливо спускаюсь на четыре пролета вниз, пока не добираюсь до запасного выхода.
Наша квартира находится не в этой части города, но не слишком далеко, и я могу добраться туда пешком минут за двадцать. Я знаю, что должен держаться подальше, это неразумно и определенно небезопасно, но я не могу устоять перед искушением повидаться, пока я здесь.
Хотя бы на минуту. Просто чтобы убедиться, что всё хорошо.
Когда мне остаётся три квартала до места назначения, я нахожу старый телефон-автомат, спрятанный на заднем парковке заправки Gas’N’Go. Я бросаюсь к нему, оглядываюсь вокруг, прежде чем войти в маленькую стеклянную кабинку и достать мелочь из кармана.
— Возьми трубку, возьми трубку, возьми трубку, — бормочу я, подпрыгивая на носках, чтобы моё тело не чувствовало прохладного чикагского воздуха.
Включается её голосовая почта.
Проклятье.
Я пытаюсь ещё раз и сдаюсь, вешаю телефон обратно, прежде чем пройти последние три квартала, оглядываясь через каждые несколько метров. Вокруг никого нет, но я не могу избавиться от жутких мурашек, периодически пробегающих по спине.
Многоквартирный дом высокий и бежевый, четырехэтажная дыра, в которой достаточно рабочего оборудования, чтобы считаться «пригодным для жизни». Я поднимаюсь, пропуская каждую вторую ступеньку, пока не дохожу до парадных ступеней и вхожу в дверь, мой живот напрягается от нервов, хотя я не уверен, почему я нервничаю. Я не видела её несколько месяцев, но она всё ещё моя сестра.
Лифт справа обклеен предупреждающей лентой, как и последние два года, и я без раздумий прохожу мимо него, направляясь к лестнице, ведущей в нашу квартиру на втором этаже.
Мои шаги эхом отражаются от бетонных стен, когда я торопливо поднимаюсь по ступенькам.
Я дохожу до нашей двери, большая буква 4А сверкает на фоне приглушенной красной краски, и я поднимаю руку, чтобы постучать, ударяя костяшками пальцев до боли.
Никто
Тревога сжимает мой желудок.
Одиннадцать вечера, где она может быть, черт возьми?
Я стучу снова, на этот раз прижимая ухо к двери и дергая дверную ручку. Я знал, что должен был взять с собой ключ, но я не хотел иметь при себе ничего, что можно было бы забрать. Никогда не знаешь, когда твои вещи попадут в чужие руки.
Но никто не отвечает.
Вздохнув, я прислоняюсь лбом к двери, грусть пробирает меня до глубины души из-за упущенной возможности. Я не знаю, сколько ещё продлится это дело, но я уже отчаянно хочу увидеть Роуз, надеясь, что она вправит мне мозги.
Без неё я просто полая, ржавая оболочка, играющая роль живого, дышащего человека.
Шум из коридора заставляет меня поднять голову, и прежде чем я успеваю повернуться, в моем ухе раздается щелчок предохранительного выключателя, а затем я чувствую резкое нажатие металла на заднюю часть моего черепа.
— Не хочешь объяснить, какого черта ты здесь делаешь?
25. ЭВЕЛИН
Решение приехать в Чикаго было мгновенным. Я знала, где они остановились; это я забронировала номер, и поэтому я ждала в подворотне, готовая выследить Брейдена и либо пристрелить его, либо отрезать ему член.
Но потом я увидела, как он провёл мою сестру к её комнате. Потянул её за волосы и нежно поцеловал в щеку, и мой желудок перевернулся сам по себе, тошнота прожигала мои внутренности, как аккумуляторная кислота.
После этого я пошла к двери его номера, но резкий поворот моих эмоций на сто восемьдесят градусов не позволил мне войти. Я хочу сдержать свою ярость при встрече с ним, а не чувствовать себя как больной щенок, который наблюдает, как его хозяева отказываются от него и находят другую собаку.
Когда он снова появился, его тело излучало худший вид тревожной энергии, я последовала за ним. И вот мы здесь, он выглядит побежденным, а мой Desert Eagle прижимается к его голове.
— Знаешь, — начинаю я. — Тебе почти удалось меня надурить.
Все его тело напрягается, и он поворачивается. Я позволяю ему это сделать, переводя пистолет с его головы на грудь, когда мы оказываемся лицом к лицу. Мышцы моих рук уже болят от веса оружия и от того, как напряженно я его держу, но я не теряю самообладания. И тут, впервые с момента знакомства с Брейденом Уолшем, я вижу эмоции в его взгляде. В его глазах промелькнул неподдельный страх, но тут же исчез.
— И ты называешь меня преследователем, — шутит он. Но в его тоне нет юмора.