Жалкая
Шрифт:
Её дыхание тяжелое.
— Я не расстроена тем, что убила их.
Разочарование оседает в моей груди, как валун, но оно кажется приглушенным и тусклым, его затмевает огонь, который загорается внутри меня всякий раз, когда я нахожусь в двух шагах от этой женщины.
— Я злюсь, что потеряла контроль, — продолжает она.
Моя хватка на её руках крепнет, и я знаю, знаю, что должен отстраниться. Что после того, как всё закончится, я буду часами ненавидеть себя за то, что влюбился в ту, кому должен был противостоять.
Но когда дело касается Эвелин Уэстерли, я — гребаный
Поэтому, вместо того чтобы уйти и отчитаться перед Сетом, я перемещаю наши переплетенные руки и обвиваю ими её середину, а затем убираю пальцы и провожу ими по передней части ее тела, опускаясь на колени.
— Тогда забери его обратно.
21. ЭВЕЛИН
Я знала, что он преследует меня.
И я знаю, что он лжет больше, чем позволяет увидеть. Так доверяю ли я ему? Абсолютно нет.
Но я не лгала, когда говорила, что расстроена тем, что потеряла контроль. После смерти Нессы я невероятно много работала над тем, чтобы сохранять самообладание, чтобы убедиться, что мои импульсивные проблемы под замком. Я так и не смогла овладеть этим при её жизни, и сделать это после смерти — один из способов, которым я пытаюсь почтить её память.
В последнее время у меня это плохо получается, что заставляет меня чувствовать, будто я проявляю неуважение к ней. Разочаровываю её, как и всех остальных.
Но есть ещё и он.
Этот мужчина. Этот совершенно незнакомый человек. И он стоит на коленях ради меня.
Я не питаю иллюзий, что ему легко отказаться от контроля. Вся причина, по которой мы вцепляемся друг другу в глотки, заключается в постоянной борьбе: я пытаюсь сохранить контроль, а он его отнимает. Но есть что-то ещё между яростью и враждебностью. Теплое и мягкое по краям, побуждающее меня погрузиться в то, что он даёт.
Его пальцы впиваются в мою талию, и мои руки дрожат, прижимаясь к тыльной стороне его ладоней. Я закрываю глаза, моё сердце бьется так быстро, что я чувствую его в шее. Губы прижимаются к моей пояснице, и мурашки пробегают по позвоночнику, возбуждение посылает порцию адреналина через центр моего тела.
И я знаю, что это неправильно. Я ненавижу его, а он в лучшем случае терпит меня. Но мои нервы рикошетят от краев моего тела, посылая колючую тревогу, пронзающую мои внутренности, и когда он прикасается ко мне, это успокаивает жжение.
Так что я потворствую. Хоть ненадолго.
Я поворачиваюсь лицом к нему, и мой живот напрягается, когда наши глаза встречаются. Моя толстовка слегка задралась от его рук, и его дыхание проходит по кусочку кожи, выглядывающему из-под ткани. Я тянусь вниз, поднимаю подол толстовки и майку под ней, поднимаю их над головой и сбрасываю на пол. На мне нет лифчика, и мои соски твердеют от его взгляда.
Его темно-коричневые кудри дикие, одна прядь спадает на лоб, и я провожу по ней пальцами, убирая её с его лица
— Красивая, — произносит он, наклоняясь и засасывая одну из моих грудей в рот.
Я задыхаюсь от влажного ощущения, его язык проводит по соску, его зубы прикусывают его, пока боль не превращается в удовольствие.
— Сними с меня штаны, — требую я.
Он отпускает мою грудь с мягким хлопком, от прохладного воздуха по моему телу бегут мурашки. Его руки плавно движутся вниз по моим бокам и бедрам, пока он не зацепляет пальцы под поясом моих леггинсов и не тянет. Ткань скребет по моим бедрам, когда он спускает их, и я стою неподвижно, возбуждение затуманивает моё зрение, пока он раздевает меня догола. Одежда собирается вокруг моих лодыжек, и он поднимается обратно, берет меня за талию и сажает рядом с раковиной. Холод столешницы впивается в кожу моей задницы, и я задыхаюсь от внезапной прохлады на моей разгоряченной коже.
Взгляд Брейдена задерживается между моих ног. Он снимает мои туфли и отбрасывает леггинсы, а затем проводит ладонями вверх и сжимает с внутренней стороны мои бедра.
Я раздвигаю их шире, чтобы дать ему хороший обзор.
— И плоть победу празднует свою при имени твоем, — бормочет он, проводя носом у меня внизу.
Мой пресс напрягается.
— Ты цитируешь Шекспира моей киске?
Он прижимает мягкий поцелуй к вершине моего клитора.
— Тебе это нравится
— Не нравится.
Нравится.
Он отодвигается, дьявольская ухмылка украшает его лицо.
— Я лгу тебе, ты лжешь невольно мне,
Он делает паузу, и вдруг его язык оказывается на мне, двигаясь маленькими кругами вокруг чувствительных нервов. Я хнычу, жар пробегает по моим ногам.
Его язык исчезает.
— И, кажется, довольны мы вполне!
.
В моей груди теплеет, желание извивается, как веревка, вокруг моего влагалища и вверх по позвоночнику. Кажется, он мне нравится таким.
— Ты не обязана доверять мне, Эвелин. Но слова — это твоё безопасное пространство, точно так же, как и моё.
Мои пальцы проникают в его волосы.
— Позволь мне быть твоим спокойствием в хаосе, красавица.
Эмоции захлестывают в моей груди и застилают глаза так быстро, что я теряю дыхание, но прежде чем я успеваю осознать это чувство, его рот снова оказывается на мне, поглощая меня, как мужчина, отчаянно пытающийся доказать свою ценность.
Мои мышцы напрягаются, мурашки рассыпаются по животу и скапливаются между ног. Мое тело дергается, когда он облизывает мой клитор, а его пальцы массируют внутреннюю поверхность моих бедер.
— Да, — стону я, запрокидывая голову назад. — Пососи его.
Он так и делает, смыкая губы вокруг меня и втягивая мой клитор в рот, кончик его языка мучает меня, медленное всасывание вперемешку с томным облизыванием, снова и снова, пока напряжение не становится таким тонким, что вот-вот сорвётся.
И потом я разрушаюсь на части, взрываясь на его языке и крича, прижимаясь к его лицу, пока в глазах не темнеет. Он не прекращает своих ласк, и я отрываю его голову, как только становлюсь слишком чувствительной. Он ухмыляется, его рот блестит от беспорядка, который он устроил.