Жан Баруа
Шрифт:
Паскаль, мы кое-что забыли!.. Сбегайте, побыстрее… Хороший букет белых цветов… (Показывая величину.)Обязательно белых, слышите!
Пять минут спустя. Звонок.
Баруа, ходивший из угла в угол, бледнеет: «А этот дуралей еще не вернулся!»
Он направляется в переднюю; мгновение колеблется и открывает дверь.
Первым входит аббат Жозье, за ним – молодая девушка и просто одетая женщина лет пятидесяти.
Баруа. Мой слуга только что… (Толкая дверь кабинета.)Прошу вас…
Аббат проходит, за ним девушка.
Баруа уже собрался было последовать за ними, но горничная решительно идет за своей госпожой, не, уступая ему дороги, и едва не отталкивает его.
Аббат (с достоинством).Здравствуйте, Жан. Я привез вашу дочь… и Жюли, преданную Жюли… (Плавный жест священника.)Это – лучшие мои прихожанки.
Баруа подходит к Мари; она стоит очень прямо, на лице ее выступила краска… Перед ним возникает отчетливый образ: Сесиль в двадцать лет!
Она протягивает руку, он пожимает ее.
Короткое молчание.
Открывается дверь. Появляется Паскаль с букетом в руках. Он останавливается на пороге и спокойно улыбается.
Баруа. Я посылал его за цветами. (Мари.)В квартире одинокого мужчины так неуютно.
Все неподвижно стоят, глядя друг на друга: Мари опускает глаза. Жюли пожирает глазами Баруа. Аббат неодобрительным взглядом окидывает комнату.
Баруа чувствует, что надо любой ценой нарушить молчание.
(Обращаясь к Мари.)Хотите… я покажу вам вашу комнату. (Он делает шаг к двери и поворачивается к священнику.)Пойдемте с нами.
Его взгляд говорит: «Посмотрите, где она будет жить, расскажете об этом там…»
Аббат идет за ними.
В этой залитой светом комнате они чувствуют себя еще хуже, чем в кабинете с его блеклыми тонами; и опять все неловко стоят посреди комнаты.
Баруа, не переставая, говорит.
Здесь – ванная. А здесь комната… Жюли. Как видите, совсем рядом. (Паскалю, принесшему багаж.)Поставьте возле окна.
Радость его улетучилась; он больше не в силах выносить эту сцену: чувство горечи охватывает его… Надо прекратить все это.
(Обращаясь к Мари, которая избегает его взгляда.)Ну, теперь мы вас оставим, хорошо? Вы, верно, хотите распаковать свои вещи?…
Аббат. К тому же мне надо торопиться на поезд. Я хочу проститься с вами, дорогое дитя.
Голос его приветлив и тверд. В нем чувствуется равнодушие к земной жизни, характерное для человека, который живет ради жизни иной. Он будто говорит: «Мне жаль вас, но вы сами стремились к этому испытанию; к тому же ведь бог всегда с вами».
Баруа вводит аббата в свой кабинет.
Его руки дрожат, воля напряжена до предела. Он через силу улыбается.
Баруа. В котором часу ваш…
Он не может кончить фразу; сжав голову руками, тяжело опускается на стул, и внезапно тело его сотрясается от рыданий. Это неотвязное воспоминание о молодой Сесили; глаза ребенка, полные тревоги; бесконечная нежность, вдруг охватившая его самого… Какая, оказывается, ответственность – породить плоть, которая тоже может страдать!
Аббат бесстрастно смотрит, засунув пальцы в рукава сутаны.
Он думает о скале, которой коснулся Моисей, но упрямо сдерживает жалость.
Баруа встает, вытирает глаза.
Простите… Все это меня взволновало, я стал теперь так нервен…
Аббат берет свой молитвенник и шляпу.
В котором же часу ваш поезд?
Два часа спустя.
Баруа, не переставая, ходит от окна к двери, прислушиваясь ко всем шорохам в доме. Он не в силах больше ждать. Быстрыми шагами идет к комнате Мари.
Там тихо.
Он стучит.
За дверью испуганное движение.
Мари. Войдите.
В вечернем сумраке две фигуры вырисовываются на светлом квадрате окна. Женщины только что поспешно встали; их стулья сиротливо стоят посреди комнаты.
Сердце Баруа сжимается.
Баруа. Вы сидите без света?
Он поворачивает выключатель, и взгляд его встречается со взглядом Жюли; четки свисают у нее с руки. У Мари вырывается едва заметный жест; ее покрасневшие веки опущены.
Вы уже распаковали свои чемоданы? Вам ничего не нужно? (Жюли.)Обращайтесь за всем к Паскалю… Он славный малый и сделает все, что надо. (Мари.)Хотите, пройдем ко мне в кабинет и побудем там до обеда… Я покажу вам дорогу.
Дочь послушно следует за ним.
Он поворачивается к ней.
Похоже, будто я веду вас на гильотину…
Она пытается улыбнуться, но от его ласкового тона ей хочется плакать.
В кабинете Баруа зажигает все лампы и весело придвигает кресло Мари; она садится на краешек.
Ему так же неловко, как ей: он чувствует себя смешным и старым.
У Мари узкий, немного выпуклый лоб. Цвет лица – какой бывает у брюнеток: прозрачно-розовый с внезапным румянцем, свежий, точно у цветка. Светлые и строгие глаза; их серо-голубой цвет кажется неожиданным в сочетании с черными бровями, отмеченными тем же скорбным изломом, что у отца. Подбородок свидетельствует о сильной воле. Но тонкие очертания носа, смешливая складка у рта смягчают суровое выражение лица. От нее веет очарованием здоровой и гордой юности.