Жан Баруа
Шрифт:
Он произнес последние слова с тоскливым страхом.
Баруа в изумлении смотрит на него.
Крестэй умолк. Он делает несколько шагов и вдруг, как будто ему не хватает дыхания, выдержки, указывает рукой на поперечную аллею.
Я вас покидаю, мне туда…
Нескладный, в траурной с развевающимися полами одежде, он, сгорбившись, быстро удаляется; Баруа смотрит ему вслед.
Дочь
I
«Аббату Жозье
священнику в Бюи-ла-Дам (Уаза)
26 декабря.
Дорогой друг!
Нотариус Мужен, по просьбе госпожи Баруа, напомнил мне, что, по условиям нашего соглашения, я вправе потребовать, чтобы дочь моя прожила год со мною, ибо через несколько недель ей исполняется восемнадцать лет. Я не хочу, чтобы мой ответ был передан через нотариуса; могу ли я надеяться, что Вы не откажетесь от роли посредника в этом деле?
Я буду Вам весьма признателен, если Вы поблагодарите госпожу Баруа за инициативу, которую она взяла на себя, и объясните ей в той форме, какую сочтете нужной, мотивы моего отказа.
Эти мотивы я изложу Вам с моей обычной искренностью.
Когда мы расстались, я сохранил за собой право вмешаться в определенный момент в воспитание дочери. Но обстоятельства сильно изменились. Как Вы знаете, в течение восемнадцати лет я не видел ни жены, ни ребенка. В сущности, я злоупотреблю своим правом, если стану претендовать на какую-нибудь роль в этой жизни, в которой до сих пор не занимал и никогда не буду занимать никакого места. Чтобы до конца выразить свое мнение, добавлю, что чувства, которые, без сомнения, моя дочь питает к незнакомому отцу, делают подобное сближение невозможным – не только для нее, но и для меня самого.
Вот почему нет никакой надобности менять что-либо в существующем положении, и я хочу просить Вас передать моей жене, что она свободна от всякого обязательства.
Примите уверения в моей благодарности и преданности.
Несколько дней спустя. Девять часов утра.
Баруа поздно встал и теперь не спеша заканчивает свой туалет.
Первое января: он свободен.
Паскаль приносит визитные карточки и письма.
Паскаль. Вы обедаете дома, сударь?
Баруа подходит к столу и перебирает корреспонденцию.
Баруа. Нет, нет… вечером вы свободны. (Нерешительно.)У вас, должно быть, семья, друзья?
Паскаль (невозмутимо).Нет, что вы. Если вас не будет дома, я пообедаю пораньше и пойду в кинематограф.
Баруа (останавливая его).Ну, тогда, Паскаль, приготовьте мне обед… Хорошо? Что хотите, к любому часу: я никуда не пойду. Глупо обедать в ресторане в такой день, как сегодня…
Он распечатывает несколько писем. Потом, заметив штемпель Бюи, не спеша разрывает конверт.
«Бюи-ла-Дам. 31 декабря.
Дорогой Жан!
Всегда готов, в память о прошлом, быть Вашим поверенным.
Я занялся Вашим поручением особенно ревностно, ибо любое другое решение показалось бы мне совершенно неправильным. Ваш отказ избавляет госпожу Баруа от новых испытаний, что справедливо: бедная женщина заслуживает этого своим самоотречением.
Однако я был бы не совсем честен по отношению к Вам, если бы скрыл, что это Мари заставила свою мать снестись с Вами через нотариуса Мужена. Вы видите, насколько дочерние чувства, какие Вы приписывали Мари, отличаются от тех, которые были внушены ей истинно христианским воспитанием.
Жму Вашу руку.
Баруа стоит у окна; ему нужно собраться с мыслями. Его глаза останавливаются на конверте, он оглядывает комнату, затем смотрит на улицу.
Медленно, стараясь сосредоточиться, перечитывает письмо.
«Почему Жозье пишет: «Я был бы не совсем честен…» Значит, он полагает, что это новое обстоятельство может изменить мое решение…
Если бы речь шла о моем праве, о моей прихоти, – я сказал бы «нет»… Если бы у меня было намерение тайно повлиять на нее, – я тоже сказал бы «нет»… Но это совсем не то, ведь она сама…
Тогда почему бы и нет?»
Он улыбается.
«Все-таки весьма любопытно, что это она напомнила о сроке. В сущности, даже наперекор желанию матери: ведь мой отказ избавлял Сесиль от «новых испытаний». Сесиль, видно, боялась, как бы я не потребовал выполнения условия, и девочке пришлось долго бороться… Значит, она очень хотела приехать.
Но, черт побери, я никак не могу понять почему! Из любопытства? Не думаю… Ей, должно быть, страшно уезжать из Бюи, расставаться с матерью, с бабушкой, с привычной обстановкой, тем более для того, чтобы приехать сюда! Что ж задумала эта восемнадцатилетняя девушка?
Во всяком случае, нужно обладать необычайной волей, чтобы получить согласие Сесили. Это доказывает, что Мари энергична и независима… Все это очень странно…
В последний раз, когда мы виделись с Жозье, он дал мне понять, что она немного похожа на меня… Быть может, у нас некоторые общие черты характера, одинаковое упорство? Кто знает? Не одинаковый ли у нас склад ума?… Не хочет ли она пересмотреть все, чему ее учили?… Может быть, она там бьется, словно в клетке, как я когда-то?… И хочет приехать сюда, чтобы дышать полной грудью, чтобы стать свободной?»
Он предается этим мыслям с некоторым самолюбованием; он обнаруживает в себе запас нерастраченной любви, о которой даже и не подозревал.
Потом пожимает плечами:
«Но нет… «Чувства, которые были внушены ей истинно христианским воспитанием…» Все это моя фантазия, Мари у них в руках!»
Он делает нетерпеливый жест рукой:
«Интересно… Меня уже мучает мысль, что эта незнакомая мне девушка находится по ту сторону баррикады! А еще десять минут назад ее набожность меня нисколько не занимала!.. Я глупею… (Улыбаясь.)Ведь она существует для меня всего десять минут; лишь сейчас она напомнила о своем существовании, она перестала быть только именем… Мари…»
Баруа в третий раз разворачивает письмо.
По мере того, как он его перечитывает, ему становится ясно, что бесповоротное решение побеждает все его колебания, и каждое слово письма еще больше укрепляет это решение.
II
Февраль. День на исходе.
Паскаль, услышав, как кто-то поворачивает ключ в замке, подходит к двери.
Баруа. Вот и я, Паскаль. Все готово?
Паскаль приветливо улыбается.
Баруа обходит кабинет, как бы производя смотр. Все прибрано, только письменный стол, как всегда, в беспорядке. На камине «Пленник» Микеланджело теряет силы в бесплодном стремлении освободиться.
Баруа торопливо проходит во вторую половину квартиры: две комнаты, соединенные ванной; большая комната обита светлым штофом и заново обставлена.
Озабоченным и в то же время довольным взглядом он осматривает комнату.
Поправляет абажур, трогает радиатор, смотрит на часы и возвращается в кабинет.