Жаркое лето в Берлине
Шрифт:
Все сделали вид, что ничего не слышали.
Гесс разливал вино.
Хорст поднял бокал за здоровье Джой и Стивена. — Добро пожаловать! — сказал он.
— Благодарю! — сказала Джой.
Стивен ничего не сказал.
Джой не сводила глаз с братьев, а братья наблюдали друг за другом. Она была поражена, настолько они не похожи! Хорст, видимо, напоминал отца в молодости, пока годы не отяжелили черт его лица и у него не появился второй подбородок. У Хорста было красивое лицо с волевым подбородком и тяжелой челюстью. Хорошо очерченный нос, густые, откинутые назад черные волосы, обнажавшие широкий покатый лоб. Живые черные глаза поблескивали из-под густых бровей. Когда его упрямый рот растягивался в широкой улыбке, видны были ровные крепкие зубы. Джой перевела взгляд с Хорста и отца на портрет деда и подумала: «Вот чистокровные фон Мюллеры в трех поколениях!» В Берте текла смешанная кровь двух семейств, а Стивен и Ганс пошли в мать и бабушку, они были ее копией. Короче говоря, семейство фон Мюллеров являлось как бы наглядным примером причуд наследственности.
Голос Хорста был похож на голос отца, омоложенный на целое поколение, глубокий, сильный. Хорст был воплощением мужественности, и Джой это в нем привлекало. Улыбаясь своей ослепительной улыбкой, он спросил ее:
— Как вам нравится ваш новый дом?
— Очень нравится. Мы чудесно провели этот месяц. Все были так внимательны к нам. Яговорю Стивену: надо вовремя уехать домой, пока мы еще никому не успели надоесть.
Глаза Хорста сузились, но он по-прежнему улыбался.
— Разве здесь не ваш дом?
— Стало быть, мы счастливые люди, у нас два дома!
Он поднял бокал.
— Пью за здоровье нового члена нашей семьи. Должен признать, у моего брата на редкость хороший вкус!
Джой поклонилась излишне подчеркнуто.
— Жаль, что здесь нет отца, иначе он сказал бы то же самое и обо мне.
Взглянув поверх головки Энн на Стивена, она прочла в его глазах какое-то незнакомое, неприятное ей выражение. Но что же такого она сказала, что могло его обидеть?
Навалившись на стол, Энн прошептала заговорщическим тоном:
— А мы с мамми привезли вам подарок.
— Я тоже привез тебе подарок, — шепотом отвечал он.
Энн стала сползать со стула.
— Можно, мамми, я сбегаю за подарком?
— Сиди на месте, Анна! — резко остановила ее Берта.
Энн, надувшись, снова вскарабкалась на стул. Обождав, пока ей подвязывали салфетку, она сказала, в упор глядя на Берту:
— Пожалуйста, Энн.
Хорст громко рассмеялся и, взяв ложку, принялся за суп.
И только тогда, когда Эльза убрала пустую тарелку, он поднял голову и внимательно посмотрел на Джой, и, смерив Стивена критическим взглядом, сказал:
— Ты изменился. Я бы никогда не узнал тебя.
— А я узнал бы тебя, где бы ты ни был, — холодно сказал Стивен.
Хорст покрутил стакан своими холеными пальцами.
— Да, ты изменился. Не правда ли, папа?
— Он стал мужчиной, — задумчиво сказал отец.
— Это бесспорно. Но я не думал, что он будет таким.
В разговор вступила Берта:
— Штефан действительно сильно возмужал. Этого никак нельзя было ожидать. Ведь он был таким хрупким мальчиком.
— В нем течет кровь фон Мюллеров, — заметил отец. — Кровь фон Мюллеров — здоровая кровь.
— Ну, разумеется. Но в крови Штефана есть примесь.
— Штефан пошел в мой род, — сказала мать с несвойственной ей твердостью.
— Внешне — да. — Хорст окинул взглядом мать и брата. — Но в нем есть нечто чуждое и тебе и отцу.
— Не австралийское ли? — пошутила Джой.
Покамест отцу переводили ее слова, все молчали. Отец нахмурился и, помолчав, внушительно сказал: — «Das Blut! Das Blut!» [6]
— Что он говорит? — спросила Джой, почувствовав в его тоне неодобрение.
6
Кровь! Кровь! (нем.)
— Отец наш старомоден. Он считает, что по сравнению с голосом крови документы о натурализации — ничто. Vitam et sanguinem [7] .
— Да неужели? — шаловливо отозвалась Джой. — Посмотрели бы вы на Стивена дома, вам бы не отличить его от австралийца, за исключением тех случаев, когда он напускает на себя важность.
Хорст тепло улыбнулся Джой и, обернувшись к Стивену, сказал:
— Ты и впрямь, кажется, стал там на ноги. Впрочем, ты всегда был удачлив.
7
Жизнь и кровь (лат.).
Стивен пожал плечами.
— Если хочешь, можешь приписать это удаче, а я откошу это за счет здравого смысла.
— Я с первого взгляда полюбила Стивена, — весело сказала Джой, желая предотвратить ссору, которая, как ей казалось, назревала.
— Это было взаимно, — сказал Стивен, и выражение его лица смягчилось, когда он взглянул на Джой.
— Могу точно сказать, какое это было место в Пятой симфонии Бетховена, — продолжала Джой. — Знаете, там, где во второй части вступают духовые инструменты. — И она промурлыкала хорошо знакомый «мотив победы».
Лица сотрапезников приняли бесстрастное выражение.
Никто не проронил ни слова.
Молчание нарушил Хорст.
— Итак, ты женился на наследнице и стал управляющим делами ее отца.
— Не совсем так, — поправил его Стивен. — По австралийским критериям я был несведущим юнцом, и мне пришлось начинать с азов. Только спустя семь лет я занял должность управляющего фабрикой.
— Стивен тяжелым трудом заработал эту должность, — заметила Джой, вступаясь за Стивена. — Он посещал вечерний технический колледж, чтобы получить специальность. Порой мне казалось, что отец сознательно создает для него трудности, чтобы Стивен мог проявить себя. И он себя проявил!
— Немецкая закваска, — сказала Берта, улыбнувшись.
Заговорил отец. Переводил Хорст, одобрительно кивая головой:
— Отец рад слышать, что его сын, будучи на чужбине, остался верен семейным традициям. Он горд тем, что мой брат доказал также — если это вообще нужно доказывать, — что немецкие рабочие — лучшие рабочие в мире.
В задумчивости, облокотившись на стол, Джой произнесла:
— Жаль, что здесь нет моего отца, не то он бы поспорил с вашим отцом. О Стивене не будем говорить. Но когда у отца нехватка австралийских рабочих, он предпочитает нанимать англичан или голландцев.