Жатва дьявола
Шрифт:
Альбер присвистнул.
— Ишь сколько запросила! — сказал он.
— Что? Да разве это деньги?
— А ты будто и не знаешь! Ведь приехала же за ними. Бери половину, — заявил он решительным тоном.
— Хорошо, — ответила Мирей. — Согласна.
Такая сумма не спасет ее, она это знала, но что могло бы ее спасти? Надо только выиграть время, протянуть до того дня, когда она с триумфом сыграет роль в какой-нибудь хорошей пьесе. Но ведь она курит, она пьет, она употребляет наркотики и уже чувствует, что ничего не добьется. Альбер предлагает какую-то
Альбер принес большой черный бумажник, отсчитал деньги. Мирей засунула их в карман пальто и крепко сжала там в руке.
— Ты молодец! — сказала она.
— А расписочку?
— Зачем? Я же дала слово.
Не то чтобы ей не хотелось дать ему расписку, но ведь дело-то уже уладилось, а все это так утомительно, так надоело. Все ей надоело.
— Лучше дай расписку, — сказал Альбер. — Как знать, кто умрет, кто жив будет.
Он написал несколько строк (работа была нелегкая для него, от усердия он даже высовывал кончик языка), потом протянул ей бумагу. Мирей небрежно поставила свою подпись.
— Ну, теперь можешь быть спокоен, — процедила она сквозь зубы.
В кармане лежит пачка кредиток. На эти деньги можно прожить некоторое время. И то уж хорошо. Эмерик, ее любимый, обрадуется, и ей легче, а то пришлось бы, пожалуй, переспать с каким-нибудь стариком. В конечном счете она довольна.
— Может, останешься пообедать? — говорит Альбер.
Ему совсем этого не хочется. Ей тоже. Он не предлагает довезти ее до станции. Придется ей пешком отмахать девять километров в туфельках на высоченных каблуках, которые то и дело подвертываются. Ничего! Пришла пешком, прекрасно может и обратно пешим порядком отправиться, тем более что получила денежки. Убиралась бы скорее восвояси, а то вернется Жильберта, увидит ее и потом все будет корить мужа за то, что его племянница похожа на гулящую девку.
— Нет, нет, спасибо, — говорит Мирей, идя навстречу его желанию. Мне надо спешить к поезду, я хочу вернуться к вечеру в Париж.
— Ну что ж, ступай, милая…
Он провожает ее до дверей, выходит с нею во двор. Там им попадается Леона с корзинкой только что собранных в курятнике яиц. Дядя не предлагает племяннице захватить с собою гостинец — свеженькие яйца. Он торопится спровадить ее.
— Как тетушка поживает?
— Очень хорошо, я же тебе говорил.
— Все у вас в порядке?
— В порядке.
— Ты доволен своей жизнью?
— Что за вопрос? Конечно, доволен!
Альбер провожает ее до ворот. На дороге — никого. Жильберта, наверно, в Монтенвиле, забылась там в молитвах, может быть, просит господа-бога ниспослать мужу прощение. Все идет хорошо. Жильберта не увидит Мирей, не будет никаких объяснений, язвительных слов, упреков.
— Ты дорогу знаешь? Мирей смотрит на него:
— Найду.
И она направляется в сторону поселка, но дядя указывает ей другую дорогу: ему совсем не интересно, чтобы в деревне любопытные задавались вопросом — кто она такая.
— Нет, нет, не сюда!.. Дойди
Он не сказал, что это более короткий путь, — зачем неправду говорить? Мирей уходит. Он смотрит ей вслед. Она и не подумала поцеловать дядю, ни о чем с ним не поговорила, — все только о деньгах. В сущности, он заключил неплохую сделку, хоть и пришлось выложить наличные, а сейчас у него туговато с деньгами. Но ведь если Фанни умрет, племянница могла бы предъявить свои требования. Он потирает руки и оборачивается в последний раз. Мирей уже не видно, и больше никогда он не увидит ее…
— Эх, семья, семья! — говорит он, как будто у него действительно есть семья.
Глава VI
Долго затем не было событий, а кроме них, только сменой времен года тут измеряли дни жизни. Вторым событием стало появление Фернана.
Альбер столкнулся с ним не во дворе фермы, как со своей племянницей Мирей (несколько месяцев тому назад), а увидел его в большой комнате. Фернан сидел там, облокотившись на стол, и пил сидр: не только сам себе налил в стакан этот сидр, сделанный из яблок-падалиц, но и сам достал его из погреба, словно был у себя дома, а между тем сейчас в «Белом бугре» пили только игристый напиток.
— Гляди-ка, Фернан!
— Да, — сказал Фернан ровным голосом. — Как видишь, вернулся я. Ничего не скажешь: в «Белом бугре» вам лучше живется, чем на «Краю света».
— Не могли мы тебя разыскать, когда Адель умерла. Ты знал о ее смерти?
— Понятно, знал, — ответил Фернан. — А иначе зачем бы я приехал сюда?
Он засмеялся гортанным своим смешком. Всегда был худ Фернан, а теперь совсем стал тощим, изможденным. И, судя по виду, не разбогател, но и не обнищал: рабочий, вот и все. Он объяснил свои слова:
— Конечно, я знал, вот и приехал.
— Хочешь расспросить, как все это было?
Фернан усмехнулся:
— Что ж, расскажи.
— Ну вот, — начал Альбер. — Представь себе, возвращаюсь я вечером, зову ее, она не отвечает… Гляжу, а она лежит поперек кровати…
— Мертвая, значит! — оборвал его Фернан.
— Не совсем… Но тут же и кончилась.
— Жалко все-таки!
— А уж мне-то подавно! Пришла, видно, старость…
— Вот именно, что старость, — подтвердил Фернан. — Да и я уж не молодой. А в старости имеет же право человек отдохнуть немного.
— Где уж тут отдыхать! На ферме это невозможно.
— А надо, надо. В пожилых летах зачем надрываться? Ни к чему это.
— Работать-то надо.
— Пусть другие работают. Нанимай людей.
— Если можешь платить.
— Да будет тебе, ведь вы богатые.
— А ты много заработал в городе?
— Я? Ты что, смеешься? Я в город ушел, потому что опротивело мне ваше захолустье. А богатства я не нажил. Зато вы с Адель разбогатели.
— Для того и работали.
— Не стану говорить, что я вам помогал, — но вот поначалу… я, как бы это сказать, посодействовал.