Жажда смерти
Шрифт:
Присутствующие дамы обиженно зароптали. Сама возможность получения подобных приглашений казалась им непереносимым унижением. Место в амфитеатре можно было дать старательной уборщице, но никак не жене уважаемого человека.
— Ну, ты бы позвонил кому-нибудь, — упрекнул его губернатор. — Мне хотя бы. Я бы разобрался. Это ж недоразумение какое-то!
— Да я уж понял, что недоразумение, — сокрушенно махнул рукой генерал. — А она-то, жена-то — в слезы!
Собравшиеся сочувственно кивали. Я не знаю, зачем генерал наплел эту историю: то ли
— Андрей, как же так? — не удержавшись, воскликнул Вася. — Ты же рассылал эти билеты!
Теперь в центре внимания оказался я. И взирали на меня с негодованием. Я не имел никакого права на подобное хамство. Если бы я публично приставал к престарелой жене генерала, ко мне и то отнеслись бы снисходительнее. Даже Храповицкий бросил на меня осуждающий взгляд из своего угла. Я раздраженно усмехнулся.
— Валентин Сергеевич, — вкрадчиво попросил я, — а можно взглянуть на эти приглашения?
Генерал не ожидал такого оборота и слегка смешался. Обычно на подобных праздниках никто из руководства рассылкой приглашений не занимался. Это поручалось помощникам.
— Куда же они подевались? — забормотал он, делая вид, что роется в карманах. — Я их у жены, видать, оставил...
— Зачем же вы людей разыгрываете? — нажимал я. — Они за чистую монету принимают. Места у вас были в губернаторском ряду. Я лично их и выписывал.
— Да ты, может, выписал, а секретари все перепутали! — вскинулась Елена Лисецкая. — Вечно вы молодых девок себе секретарями набираете. А у них только мужики на уме.
— Не могу ручаться за секретарей, — возразил я. — Но тут дело не в них. Просто Валентин Сергеевич у нас большой шутник.
— Уж и пошутить нельзя, — откликнулся генерал самодовольно. И оглянулся на остальных, приглашая оценить его выдумку.
Кое-кто неуверенно улыбнулся. Вся эта выходка была действительно довольно странной.
4
— Не самая удачная шутка! — вдруг громко и развязно произнес Храповицкий. — Каким-то детским садом отдает. Впрочем, в вашем вкусе, Валентин Сергеевич.
Он по-прежнему стоял у противоположной стены и до этого не принимал никакого участия в общем разговоре.
Генерал сразу переменился в лице. Гости тоже заволновались. Лихачев, конечно, вел себя непонятно, даже, пожалуй, отчасти неприлично. Но при желании это можно было списать на его нервозное состояние. Все сознавали, что ему сейчас приходится нелегко.
— Да перестань, Володя, — примирительно вмешался Лисецкий. — Иди сюда, к нам. Ты, кстати, так и не поздоровался с Валентином Сергеевичем.
— Что-то мне не хочется! — небрежно бросил Храповицкий, словно ему предлагали рюмку. — Я лучше здесь, с девчонками побуду.
Девчонок, кстати, рядом с ним не было. Если не считать жену Величко и Васину Ольгу.
Реплика Храповицкого звучала недоброжелательным диссонансом
Гости забеспокоились еще больше.
— Не надо, Володя, зачем гусей дразнить? — торопливо зашептал Вася.
— Да помирись с человеком, — присоединился к Васе Виктор. — Чего нам сейчас делить, ей-богу!
Храповицкий некоторое время с нескрываемой иронией смотрел на Лихачева. Генерал мужественно выдерживал его взгляд.
— Помириться, значит, хотите, Валентин Сергеевич? — наконец спросил Храповицкий. И фамильярно подмигнул: — На брудершафт выпить?
Генерал выпрямился и качнулся с носков на пятки и обратно.
— На брудершафт? — переспросил он каким-то чужим голосом. — Можно и на брудершафт. Отчего же не помириться, — повторил он, словно размышляя вслух.
— Команду из Москвы получили? — продолжал Храповицкий с той же снисходительной развязностью.
Генерал вспыхнул, но сдержался.
— Какие команды я из Москвы получаю, это мое дело, — проговорил он. — Оно, дорогой мой Владимир Леонидович, вас совсем не касается.
— Вован! — решительно встрял Вихров. — Я же генерала позвал! Стало быть, он мой гость. Ну, и твой тоже. Чего ты задираешься? Зачем за старые обиды цепляешься? Нам надо новую жизнь начинать.
— Думаешь? — насмешливо скосил на него глаза Храповицкий.
— А как иначе? — хмыкнул Вихров.
Не двигаясь с места, Храповицкий сложил руки на груди.
— Ну что ж, если все настаивают, то я готов все забыть, — не спеша, с ленцой отозвался он. — Я против Валентина Сергеевича ничего не имею. У меня, собственно, только одно пожелание. Я бы хотел получить извинение. Ведь Валентин Сергеевич не на пиджак мне из-за угла плюнул. Он публично меня преступником выставил. Газеты об этом писали, телевидение показывало. Чуть ли не в розыск меня объявили. Я, разумеется, не прошу от него принародного покаяния, хотя, наверное, и вправе. Я готов довольствоваться тем, что здесь, в нашем узком кругу, он передо мной извинится. Как вы на это смотрите, Валентин Сергеевич?
А вот это был перебор. По неписаным правилам российского этикета, чего бы ни натворили силовики, извиняться перед бизнесменами для них было так же недопустимо, как бандитам извиняться перед коммерсантами. К тому же все понимали, что уголовное дело против нас возникло не на ровном месте. Что основания для него были, что генерал, по сути, был прав, и лишь вмешательство Кремля переломило ситуацию и склонило чашу весов в нашу пользу.
По общему мнению, Храповицкий, хоть и поддержанный Москвой, заходил слишком далеко и требовал невозможного. Принести извинения в такой ситуации было равносильно тому, чтобы получить прилюдно пощечину и утереться. Гости замерли, не сводя глаз с генерала.