Жажда смерти
Шрифт:
В субботу с одиннадцати утра я засел в своем кабинете с толпой юристов и адвокатов, чтобы выработать генеральную линию по защите наших интересов вообще и освобождению Пахом Пахомыча в частности. Примерно к часу дня, плавая в клубах табачного дыма и охрипнув от бесплодных споров, я твердо усвоил два базовых принципа российского правосудия.
Первый заключался в том, что наша судебная система является совершенно независимой. В том смысле, что она никак не зависит от закона. И регулируется либо начальственными указаниями, либо размерами
Согласно второму принципу, хорошим адвокатом считается не тот, кто забивает себе голову всякой процессуальной белибердой, а тот, у кого судьи не боятся брать наличность. С этой точки зрения, я был вполне недурным начинающим законником. То есть я ничего не понимал в юриспруденции, но пара-тройка прикормленных судей у меня имелась.
Придя к этим утешительным выводам, в час дня мы объявили перерыв, и моя секретарша Оксана послала дежурную машину за пивом и закуской для оголодавших сутяг. А в начале второго мне позвонил Сырцов.
— Я должен увидеть тебя немедленно, — свистящим шепотом сообщил он.
— Приезжай, — ответил я. — Я на службе.
Нам еще предстояло проработать техническую часть: иски и жалобы.
— Я не хочу встречаться там, — прошептал Сырцов. — За вашим зданием следят.
— Следят не за зданием, — машинально поправил я. — Следят за нами. Нет никакой разницы, где мы встретимся.
— Есть, — упорствовал Сырцов. — Давай встретимся в загородном парке. Через полчаса.
— Как я тебя узнаю? — спросил я, цитируя расхожую фразу из шпионских фильмов.
Но он был слишком испуган, чтобы отреагировать на юмор.
— Я буду у входа, — сообщил он и положил трубку. Оставив юристов под строгим присмотром Оксаны доказывать свое превосходство друг над другом и запретив им расходиться до моего возвращения, я отправился в загородный парк. Стоял холодный осенний день, дул порывистый, пронизывающий ветер. Накануне и ночью лил дождь, и все кругом было в грязи и лужах. Сырцов в теплом лыжном костюме уже дожидался меня, прячась за торговым ларьком не то от ветра, не то от преследования.
Я вылез из машины, ежась в своем легком пальто. Мы молча двинулись вглубь парка по аллее, засыпанной влажной пожухлой листвой. Сырцов шел, слегка подпрыгивая, и, погруженный в себя, безостановочно двигал нижней челюстью, как суслик. За нами, старательно обходя лужи, плелась моя охрана.
Прежде, когда Сырцов работал у нас, у него тоже была охрана, но, перейдя на службу в мэрию, он по требованию Кулакова был вынужден ограничиться одним водителем. Кулаков считал, что наличие телохранителей, или, как он выражался, «жлобов», компрометирует чиновника, нанося непоправимый
В парке было пусто и промозгло. Деревья под порывами ветра неприязненно качали голыми черными ветками. Унылый пейзаж несколько разнообразили уродливые статуи с отколотыми конечностями.
Кроме нас с Сырцовым здесь была еще пара пожилых идиотов, которые укрепляли здоровье, занимаясь в отдалении бегом трусцой. На головах у них были капюшоны, а на руках — перчатки. Статуи были одеты по-летнему.
— Не иначе как сотрудники Лихачева, — указывая на спортсменов, заметил я в надежде шуткой вывести Пашу из оцепенения.
— Ты думаешь? — вздрогнул он.
— Да нет, конечно, — поспешно ответил я, жалея о своих словах. — Такие же божий странники, как мы с тобой. Ветром гонимые.
Он подозрительно покосился на меня и вновь впал в тягостное молчание.
— У меня пропал аппетит, — сказал наконец Сырцов. И поскольку я не откликнулся на это сообщение, он прибавил:
— Я перестал спать ночами.
— Я вижу, — коротко отозвался я.
Следы бессонницы и впрямь отчетливо читались на его бледном лице с лихорадочно блестевшими глазами.
— Я не хочу садиться, — в отчаянии пробормотал Сырцов.
— Да тут и не сядешь, — возразил я. — Ни одной скамейки поблизости.
— Легко тебе острить! — заныл он. — Тебе-то ничего не угрожает! Ты же не подписывал документы.
— Документов не подписывал, — согласился я. — Но принимал деятельное участие в организации преступлений. Работал непосредственным помощником начальника шайки.
— За это не сажают, — вздохнул он с сожалением. Мне даже стало неловко и захотелось извиниться.
— Пахомыча закрыли не за документы, — попытался урезонить я его. — Они подсунули ему ствол. То же самое может произойти с любым из нас.
— Им наплевать на меня! — сказал он угрюмо. — Они думают только о себе.
— Кто они? Люди Лихачева?
Он не ответил. Схватив с земли длинную тонкую мокрую ветку, он принялся царапать ею по асфальту. Разумеется, он имел в виду партнеров. И, скорее всего, меня. Их пособника. Это было несправедливое утверждение. Но вряд ли бы ему стало легче, если бы я рассказал, что именно думает о нем Виктор.
— Они сдадут меня, как сдали Пахомыча, — добавил он упавшим голосом.
— Освобождением Пахомыча занимаюсь лично я, — ответил я, стараясь не раздражаться. — До конца недели я его вытащу.
— А если не получится? — недоверчиво осведомился он.
— Значит, мы его вытащим на следующей неделе, — уверенно ответил я. — Готов поспорить.
Внезапно Сырцов остановился и развернулся ко мне.
— Две недели в тюрьме! — выкрикнул он. — Ты представляешь, что это такое?!
— Нет, — сказал я. — Не представляю. Как и ты. Но даже если я напишу на имя Лихачева заявление посадить меня вместо тебя и Пахомыча, он все равно мою просьбу не выполнит.