Жажда. Книга сестер
Шрифт:
Иногда причина недовольства бывала иного свойства. Летиция заявляла об этом пронзительными воплями. Тогда Тристана меняла ей подгузник, не забыв предварительно вымыть попу.
Потом сестры одновременно засыпали. Ничто так не украшает любовь, как совместный сон. В комнате родителей тоже происходило что-то похожее на чудо: Флоран обнимал сзади Нору для погружения в супружеский сон. Однако, как ни велико было их удовольствие, с удовольствием спящих детей оно сравниться не могло. В него вторгались банальности, мысли о завтрашнем дне: “Милая, напомни мне утром выставить на улицу мусорные баки, а то в прошлый четверг мы забыли”.
Девочки,
Ночью Тристана просыпалась при малейшем писке. Родители ничего не слышали, о чем свидетельствовал папин храп. Старшая вставала, подходила к младшей – их кровати разделяло расстояние не больше метра, – брала ее на руки и клала к себе на грудь. Чаще всего биение сердца Тристаны успокаивало Летицию. Тристана, как влюбленная сомнамбула, нашептывала ей на ухо слова, предшествующие членораздельной речи: та-та-та, ми-ми-ми. Они несли сообщение: все хорошо, я тут, я оберегаю тебя.
Тристана была капитаном. Никакое крушение не угрожало их кораблю. Она снова укладывала маленького юнгу и ложилась на свою кровать. Курс на зарю. Прибудем в порт без опоздания.
Когда впереди начинали маячить рассветные берега, старшая готовилась пришвартоваться. Ей нравилось спускаться вниз первой, раньше родителей, дабы показать, что она ответственный член семьи. Она опасалась, что они усомнятся в ней. Как же она заблуждалась в своих опасениях!
Тристана знала, что эта прекрасная жизнь продлится год. В пять лет год – это бесконечность. Она ни на миг не задумывалась о том, что будет дальше.
Случалось, за столом папа или мама с бессознательным садизмом, свойственным их возрасту, говорили:
– На будущий год, когда Летиция пойдет в ясли…
Или:
– Когда Тристана пойдет в подготовительный класс…
Девочка стискивала зубы и ждала, когда ужас отступит. Если не давать ему воли, страх проходил быстро.
Им с Летицией не нужно было знать, что такое вечное возвращение[14], чтобы им наслаждаться. В раннем детстве еще не сетуешь на обыденность. Сестры упивались каждой мелочью своей повседневной жизни.
Тристана быстро заметила, как безотказно действует на младенца комизм повтора: одна и та же шутка, многократно повторенная, с каждым разом смешила Летицию все больше. Казалось, механизм смеха у ее сестры может работать без остановки. Она прекращала ее смешить, только когда чувствовала, что Летиция вот-вот задохнется от хохота.
Уходя утром на работу, Нора оставляла телевизор включенным, “чтобы девочкам не было одиноко”. Она думала, что Тристана его смотрит, пока сестра спит. На самом деле, когда родители уходили, она его выключала. И включала незадолго до их возвращения, чтобы они не волновались: оставляя дочерей под надзором телевизора, папа с мамой создавали себе приятную иллюзию контроля.
Лежа на ковре в гостиной, Тристана с Летицией исследовали мир посредством какой-нибудь игрушки. Тайна волчка буквально завораживала их, равно как и загадка лошадки-качалки. Еще имелись обольстительные создания вроде плюшевого кролика или тряпичной куклы. Старшая понимала, почему младшая их кусает: укус был естественным ответом на соблазн.
С высоты своего опыта она открывала сестре некоторые секреты: например, как приятно жевать
Больше всего Тристана любила дневной сон. Она укладывала ребенка, хорошенько укрывала, ложилась на свою кровать и пела колыбельные, придумывая их на ходу. Зрелище погружающейся в сон Летиции гипнотизировало ее. Сознание того, что она помогает сестре ускользнуть в другой мир, было бесконечно волнующим.
Она лежала, не сводя глаз с лица спящей, и пыталась вообразить, что скрывается за так красиво опущенными веками, разделить экстаз восхитительно приоткрытого ротика. Порой кроха взмахивала сжатыми кулачками. Тристана повторяла ее движения в надежде соединиться с ней во сне. Иногда она тоже засыпала.
Потом наступал один из прекраснейших моментов – совместное пробуждение. Вместе вынырнуть из-под власти чар, ощущать себя наполненной и обогащенной, отяжелевшей от нежности, обнимать пребывающую в таком же состоянии сестру и наслаждаться этим единением. Такой момент смакуется очень долго.
Спуститься по лестнице со священной ношей на руках. “Мы у себя дома”. Если некая территория принадлежит тому, кто ее занимает дольше и чаще других, кто ее любит и знает все ее самые потаенные возможности, то девочки, бесспорно, находились у себя. Они владели домом в двойном смысле слова. Их жилище, самое что ни на есть заурядное, было пронизано магией, которую в него привносили дети.
Что значит жить где-то? Это значит вдохнуть в некое пространство душу. Ребенок может привязаться к самому нелепому жилью благодаря своей способности одухотворять что угодно. Если вы хотите, чтобы ваша кухня стала необыкновенным местом, любите ее, убедите себя в том, что именно ей вы обязаны счастливыми мгновениями, которые там пережили. И кстати, так оно и есть.
В гостиной стоял шахматный столик. Родители часто играли. Правил Тристана не знала, однако регулярно придвигала высокий стульчик сестры к столику, а сама садилась напротив. Она показывала Летиции фигуры, позволяла попробовать их на вкус, не слишком усердствуя, потом как попало расставляла на доске. Младшая захлебывалась от хохота, и старшая вместе с ней. Изображать шахматную партию было до того смешно, что когда родители играли в шахматы на самом деле, девочки едва удерживались, чтобы не прыснуть.
Как-то раз Тристана забыла убрать фигуры. Флоран спросил ее, что они делают с шахматами.
– Мы понарошку играем, – ответила она.
– Хочешь, научу?
Она кивнула. Для начала он рассказал ей историю столика:
– Шахматный столик – вещь редкая. Мой отец купил его когда-то на барахолке. Это большая ценность. Папа очень увлекался шахматами. И великолепно играл. Он приглашал сразиться с ним асов. Можно сказать, из-за шахмат он и погиб. В доме начался пожар, а он даже не заметил. Он играл с моей матерью, она была так же сосредоточена, как и он. Никто не знает, кто из них выигрывал. Сгорело все, кроме шахматного столика и фигур, они оказались огнестойкие.