Жди меня (стихотворения)

Симонов Константин Михайлович

* * *

Над черным носом нашей субмариныВзошла Венера – странная звезда.От женских ласк отвыкшие мужчины,Как женщину, мы ждем ее сюда.Она, как ты, восходит все позднее,И, нарушая ход небесных тел,Другие звезды всходят рядом с нею,Гораздо ближе, чем бы я хотел.Они горят трусливо и бесстыже.Я никогда не буду в их числе,Пускай они к тебе на небе ближе,Чем я, тобой забытый на земле.Я не прощусь с опасностью земною,Чтоб в мирном небе мерзнуть, как они,Стань лучше ты падучею звездою,Ко мне на землю руки протяни.На небе любят женщину от скукиИ отпускают с миром, не скорбя...Ты упадешь ко мне в земные руки,Я не звезда. Я удержу тебя.1941

* * *

Если бог нас своим могуществомПосле смерти отправит в рай,Что мне делать с земным имуществом,Если скажет он: выбирай?Мне не надо в раю тоскующей,Чтоб покорно за мною шла,Я бы взял с собой в рай такую же,Что на грешной земле жила, —Злую, ветреную, колючую,Хоть ненадолго, да мою!Ту, что нас на земле помучилаИ не даст нам скучать в раю.В рай, наверно, таких отчаянныхМало кто приведет с собой,Будут праведники нечаянноТам подглядывать за тобой.Взял

бы в рай с собой расстояния,Чтобы мучиться от разлук,Чтобы помнить при расставанииБоль сведенных на шее рук.Взял бы в рай с собой все опасности,Чтоб вернее меня ждала,Чтобы глаз своих синей ясностиДома трусу не отдала.Взял бы в рай с собой друга верного,Чтобы было с кем пировать,И врага, чтоб в минуту сквернуюПо-земному с ним враждовать.Ни любви, ни тоски, ни жалости,Даже курского соловья,Никакой, самой малой малостиНа земле бы не бросил я.Даже смерть, если б было мыслимо,Я б на землю не отпустил,Всё, что к нам на земле причислено,В рай с собою бы захватил.И за эти земные корысти,Удивленно меня кляня,Я уверен, что бог бы вскоростиВновь на землю столкнул меня.1941

* * *

Не сердитесь – к лучшему,Что, себя не мучая,Вам пишу от случаяДо другого случая.Письма пишут разные:Слезные, болезные,Иногда прекрасные,Чаще – бесполезные.В письмах все не скажетсяИ не все услышится,В письмах все нам кажется,Что не так напишется.Коль вернусь – так суженыхНекогда отчитывать,А убьют – так хуже нетПисьма перечитывать.Чтобы вам не бедствовать,Не возить их тачкою,Будут путешествоватьС вами тонкой пачкою.А замужней станете,Обо мне заплачете —Их легко достанетеИ легко припрячете.От него, ревнивого,Затворившись в комнате,Вы меня, ленивого,Добрым словом вспомните.Скажете, что к лучшему,Память вам не мучая,Он писал от случаяДо другого случая.1941

* * *

В домотканом, деревянном городке,Где гармоникой по улицам мостки,Где мы с летчиком, сойдясь накоротке,Пили спирт от непогоды и тоски;Где, как черный хвост кошачий, не к добру,Прямо в небо дым из печи над трубой,Где всю ночь скрипучий флюгер на ветруС петушиным криком крутит домовой;Где с утра ветра, а к вечеру дожди,Где и солнца-то не видно из-за туч,Где, куда ты ни поедешь, так и жди —На распутье встретишь камень бел-горюч, —В этом городе пять дней я тосковал.Как с тобой, хотел – не мог расстаться с ним,В этом городе тебя я вспоминалОчень редко добрым словом, чаще – злым,Этот город весь как твой большой портрет,С суеверьем, с несчастливой ворожбой,С переменчивой погодою чуть свет,По ночам, как ты, с короной золотой.Как тебя, его не видеть бы совсем,А увидев, прочь уехать бы скорей,Он, как ты, вчера не дорог был ничем,Как тебя, сегодня нет его милей.Этот город мне помог тебя понять,С переменчивою северной душой,С редкой прихотью неласково сиятьЗимним солнцем над моею головой.Заметает деревянные дома,Спят солдаты, снег валит через порог...Где ты плачешь, где поешь, моя зима?Кто опять тебе забыть меня помог?1941

* * *

Я помню двух девочек, город ночной...В ту зиму вы поздно спектакли кончали.Две девочки ждали в подъезде со мной,Чтоб вы, проходя, им два слова сказали.Да, я провожал вас. И все-таки к ним,Пожалуй, щедрей, чем ко мне, вы бывали.Двух слов они ждали. А я б и однимБыл счастлив, когда б мне его вы сказали.Я помню двух девочек; странно сейчасВдруг вспомнить две снежных фигурки у входа.Подъезд театральный надолго погас.Вам там не играть в зиму этого года.Я очень далеко. Но, может, ониВас в дальнем пути без меня провожаютИ с кем-то другим в эти зимние дни,Совсем как со мной, у подъезда скучают.Я помню двух девочек. Может, живымЯ снова пройду вдоль заснеженных улицИ, девочек встретив, поверю по ним,Что в старый наш город вы тоже вернулись:Боюсь, что мне незачем станет вас ждать,Но будет все снежная, та же погода,И девочки будут стоять и стоять,Как вечные спутницы ваши, у входа...1941

* * *

На час запомнив имена, —Здесь память долгой не бывает, —Мужчины говорят: «Война...» —И наспех женщин обнимают.Спасибо той, что так легко,Не требуя, чтоб звали милой,Другую, ту, что далеко,Им торопливо заменила.Она возлюбленных чужихЗдесь пожалела, как умела,В недобрый час согрела ихТеплом неласкового тела.А им, которым в бой пораИ до любви дожить едва ли,Все легче помнить, что вчераХоть чьи-то руки обнимали.Я не сужу их, так и знай.На час, позволенный войною,Необходим нехитрый райДля тех, кто послабей душою.Пусть будет все не так, не то,Но вспомнить в час последней мукиПускай чужие, но затоВчерашние глаза и руки.В другое время, может быть,И я бы прожил час с чужою,Но в эти дни не изменитьТебе ни телом, ни душою.Как раз от горя, от того,Что вряд ли вновь тебя увижу,В разлуке сердца своегоЯ слабодушьем не унижу.Случайной лаской не согрет,До смерти не простясь с тобою,Я милых губ печальный следНавек оставлю за собою.1941

* * *

Мне хочется назвать тебя женойЗа то, что так другие не назвали,Что в старый дом мой, сломанный войной,Ты снова гостьей явишься едва ли.За то, что я желал тебе и зла,За то, что редко ты меня жалела,За то, что, просьб не ждя моих, пришлаКо мне в ту ночь, когда сама хотела.Мне хочется назвать тебя женойНе для того, чтоб всем сказать об этом,Не потому, что ты давно со мной,По всем досужим сплетням и приметам.Твоей я не тщеславлюсь красотой,Ни громким именем, что ты носила,С меня довольно нежной, тайной, той,Что в дом ко мне неслышно приходила.Сравнятся в славе смертью имена,И красота, как станция, минует,И, постарев, владелица однаСебя к своим портретам приревнует.Мне хочется назвать тебя женойЗа то, что бесконечны дни разлуки,Что слишком многим, кто сейчас со мной,Должны глаза закрыть чужие руки.За то, что ты правдивою была,Любить мне не давала обещаньяИ в первый раз, что любишь, – солгалаВ последний час солдатского прощанья.Кем стала ты? Моей или чужой?Отсюда сердцем мне не дотянуться...Прости, что я зову тебя женойПо праву тех, кто может не вернуться.1941

* * *

Я пил за тебя под Одессой в землянке,В Констанце под черной румынской водой,Под Вязьмой на синем ночном полустанке,В Мурманске под белой Полярной звездой.Едва ль ты узнаешь, моя недотрога,Живые и мертвые их имена,Всех добрых ребят, с кем меня на дорогахКороткою дружбой сводила война.Подводник, с которым я плавал на лодке,Разведчик, с которым я к финнам ходил,Со мной вспоминали за рюмкою водкиО той, что товарищ их нежно любил.Загадывать на год война нам мешала,И даже за ту, что, как жизнь, мне мила,Сегодня я пил, чтоб сегодня скучала,А завтра мы выпьем, чтоб завтра ждала.И кто-нибудь, вспомнив чужую, другую,Вздохнув, мою рюмку посмотрит на светИ снова нальет мне: – Тоскуешь? – Тоскую. —Красивая, верно? – Жаль, карточки нет.Должно быть, сто раз я их видел, не меньше,Мужская привычка – в тоскливые дниПоказывать смятые карточки женщин,Как будто и правда нас помнят они.Чтоб всех их любить, они стоят едва ли,Но что с ними делать, раз трудно забыть!Хорошие люди о них вспоминали,И, значит, дай бог им до встречи дожить.Стараясь разлуку прожить без оглядки,Как часто, не веря далекой своей,Другим говорил я: «Все будет в порядке,Она тебя ждет, не печалься о ней».Нам легче поверить всегда за другого,Как часто, успев его сердце узнать,Я верил: такого, как этот, такогоНе смеет она ни забыть, ни продать.Как знать, может, с этим же чувством знакомыВсе те, с кем мы рядом со смертью прошли,Решив, что и ты не изменишь такому,Без спроса на верность тебя обрекли.1941

* * *

Я, перебрав весь год, не вижуТого счастливого числа,Когда всего верней и ближеСо мной ты связана была.Я помню зал для репетицийИ свет, зажженный как на грех,И шепот твой, что не годитсяТак делать на виду у всех.Твой звездный плащ из старой драмыИ хлыст наездницы в руках,И твой побег со сцены прямоКо мне на легких каблуках.Нет, не тогда. Так, может, летом,Когда, на сутки отпуск взяв,Я был у ног твоих с рассветом,Машину за ночь доконав.Какой была ты сонной-сонной,Вскочив с кровати босиком,К моей шинели пропыленнойКак прижималась ты лицом!Как бились жилки голубыеНа шее под моей рукой!В то утро, может быть, впервыеТы показалась мне женой.И все же не тогда, я знаю,Ты самой близкой мне была.Теперь я вспомнил: ночь глухая,Обледенелая скала...Майор, проверив по карманам,В тыл приказал бумаг не брать;Когда придется, безымяннымРазведчик должен умирать.Мы к полночи дошли и ждали,По грудь зарытые в снегу.Огни далекие бежалиНа том, на русском, берегу...Теперь я сознаюсь в обмане:Готовясь умереть в бою,Я все-таки с собой в карманеНес фотографию твою.Она под северным сияньемВ ту ночь казалась голубой,Казалось, вот сейчас мы встанемИ об руку пойдем с тобой.Казалось, в том же платье белом,Как в летний день снята была,Ты по камням оледенелымСо мной невидимо прошла.За смелость не прося прощенья,Клянусь, что, если доживу,Ту ночь я ночью обрученьяС тобою вместе назову.1941

Хозяйка дома

Подписан будет мир, и вдруг к тебе домой,К двенадцати часам, шумя, смеясь, пророча,Как в дни войны, придут слуга покорный твойИ все его друзья, кто будет жив к той ночи.Хочу, чтоб ты и в эту ночь былаОпять той женщиной, вокруг которойМы изредка сходились у столаПеред окном с бумажной синей шторой.Басы зениток за окном слышны,А радиола старый вальс играет,И все в тебя немножко влюблены,И половина завтра уезжает.Уже шинель в руках, уж третий час,И вдруг опять стихи тебе читают,И одного из бывших в прошлый разС мужской ворчливой скорбью вспоминают.Нет, я не ревновал в те вечера,Лишь ты могла разгладить их морщины.Так краток вечер, и – пора! Пора! —Трубят внизу военные машины.С тобой наш молчаливый уговор —Я выходил, как равный, в непогоду,Пересекал со всеми зимний дворИ возвращался после их ухода.И даже пусть догадливы друзья —Так было лучше, это б нам мешало.Ты в эти вечера была ничья.Как ты права – что прав меня лишала!Не мне судить, плоха ли, хороша,Но в эти дни лишений и разлукиВ тебе жила та женская душа,Тот нежный голос, те девичьи руки,Которых так недоставало им,Когда они под утро уезжалиПод Ржев, под Харьков, под Калугу, в Крым.Им девушки платками не махали,И трубы им не пели, и женаДалеко где-то ничего не знала.А утром неотступная войнаИх вновь в свои объятья принимала.В последний час перед отъездом тыДля них вдруг становилась всем на свете,Ты и не знала страшной высоты,Куда взлетала ты в минуты эти.Быть может, не любимая совсем,Лишь для меня красавица и чудо,Перед отъездом ты была им тем,За что мужчины примут смерть повсюду, —Сияньем женским, девочкой, женой,Невестой – всем, что уступить не в силах,Мы умираем, заслонив собойВас, женщин, вас, беспомощных и милых.Знакомый с детства простенький мотив,Улыбка женщины – как много и как мало...Как ты была права, что, проводив,При всех мне только руку пожимала.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Но вот наступит мир, и вдруг к тебе домой,К двенадцати часам, шумя, смеясь, пророча,Как в дни войны, придут слуга покорный твойИ все его друзья, кто будет жив к той ночи.Они придут еще в шинелях и ремняхИ долго будут их снимать в передней —Еще вчера война, еще всего на дняхБыл ими похоронен тот, последний,О ком ты спросишь, – что ж он не пришел? —И сразу оборвутся разговоры,И все заметят, как широк им стол,И станут про себя считать приборы.А ты, с тоской перехватив их взгляд,За лишние приборы в оправданье,Шепнешь: «Я думала, что кто-то из ребятИздалека приедет с опозданьем...»Но мы не станем спорить, мы смолчим,Что все, кто жив, пришли, а те, что опоздали,Так далеко уехали, что имНа эту землю уж поспеть едва ли.Ну что же, сядем. Сколько нас всего?Два, три, четыре... Стулья ближе сдвинем,За тех, кто опоздал на торжество,С хозяйкой дома первый тост поднимем.Но если опоздать случится мнеИ ты, меня коря за опозданье,Услышишь вдруг, как кто-то в тишинеШепнет, что бесполезно ожиданье, —Не отменяй с друзьями торжество.Что из того, что я тебе всех ближе,Что из того, что я любил, что из того,Что глаз твоих я больше не увижу?Мы собирались здесь, как равные, потомВдвоем – ты только мне была дана судьбою,Но здесь, за этим дружеским столом,Мы были все равны перед тобою.Потом ты можешь помнить обо мне,Потом ты можешь плакать, если надо,И, встав к окну в холодной простыне,Просить у одиночества пощады.Но здесь не смей слезами и тоскойПо мне по одному лишать последней честиВсех тех, кто вместе уезжал со мнойИ кто со мною не вернулся вместе.Поставь же нам стаканы заодноСо всеми! Мы еще придем нежданно.Пусть кто-нибудь живой нальет виноНам в наши молчаливые стаканы.Еще вы трезвы. Не пришла пораНам приходить, но мы уже в дороге,Уж била полночь... Пейте ж до утра!Мы будем ждать рассвета на пороге,Кто лгал, что я на праздник не пришел?Мы здесь уже. Когда все будут пьяны,Бесшумно к вам подсядем мы за столИ сдвинем за живых бесшумные стаканы.1942