Желания
Шрифт:
— Подойдите к телефону, — попросила она. — Это месье Леонар. Я больше не могла его слушать. Я попросила его подождать. Идите. Телефон в моей мастерской.
Он вошел в коридор, ведущий в комнату, где работала Рут. И тут, среди незнакомых стен, среди запаха кожи и клея, он услышал от Леонара то, что уже не было новостью. Прекрасная Анна Лувуа была мертва. Ее машина, не вписавшись в поворот, врезалась в стену. Тренди захотел отправиться на место происшествия немедленно. Рут отказалась его сопровождать. Он выкатил свой мотоцикл и, несмотря на ночь и бурю, добрался туда меньше чем за час. Это произошло на опушке леса, в том месте, которое они проезжали вместе с Анной после своего безрассудного побега. Толкаясь среди людей, невзирая на поздний час собравшихся возле покореженных останков машины, Тренди узнал подробности несчастного случая. Анна была седьмой жертвой этого смертельно опасного поворота. Машина разбилась о фасад пустовавшей фермы, украшенный полинявшей росписью: плачущей луной — эмблемой позабытой марки крема для обуви. Анна Лувуа сгорела заживо. Когда подоспела помощь, все уже было кончено. Возле автомобиля Тренди нашел уцелевшую вечернюю перчатку и петлицу из стразов, украшавшую лиф ее платья.
Утром, когда он вернулся на «Светозарную», буря усилилась. Рут закрепляла ставни. Тренди предложил свою помощь. Ему не пришлось спрашивать о Юдит. Едва они вошли в дом, Рут протянула ему письмо от дочери, переданное ей несколько часов назад. «Я остаюсь здесь, — писала Юдит. — Так лучше для моей живописи. У меня есть некоторые идеи. Предупреди Тренди». После имени Тренди Юдит, видимо, изменила рука, и она не нашла в себе сил подписаться. Тем более она не решилась подписать письмо названием «Дезирады».
— Когда-нибудь это должно было случиться, — сказала Рут. — Корнелл меня предупреждал. Соблазн тайны. Сила секрета.
Профессор позвонил Рут и сообщил, что на рассвете Сириус забрал у него кисти, эскизы и картины Юдит — все материалы, необходимые ей для рисования. Корнелл не протестовал: Сириус передал ему записку от Юдит. Он унес все, кроме помеченных ею журналов и фотографий.
— Это даже не каприз, — проговорила Рут, — а какое-то безумие.
А буря усиливалась. Дикие удары волн время от времени сопровождали удары колокола «Короля рыб». Между землей и морем разразился бой, более жестокий, чем обычно, и они подпитывались взаимной ненавистью. После полудня, несмотря на дождь и ветер, Тренди вывел мотоцикл и уехал в Париж. Рут не решилась его удерживать. Свои карточки и скелеты он оставил. «У нас есть выбор только между бегством и гибелью», — сказал Корнелл во время их прогулки по пляжу. Он был прав. Тренди выбрал бегство. Поступая так, он думал, что, возможно, бежит от своей гибели.
Глава 15
Тренди приехал в Париж среди ночи. Буря утихла. Было холодно, что казалось таким же непривычным, как жара в конце лета. Город застыл, накрытый первыми заморозками. Зима пришла рано. Но больше всего удивляло другое. Обычно в это время улицы были пусты, все сидели по домам, даже большие любители развлечений. А тут почти все население города вышло на улицы. Может, все дело было в неожиданном холоде? За окнами ресторанов, — по какой-то странной моде освещенных свечами, Тренди увидел множество посетителей. В домах же горело очень мало окон, и не только потому, что время было позднее. Похоже, все переселились на землю, а то и под землю. То тут, то там на мощеном плитами тротуаре или на повороте темной улицы Тренди попадались открытые и освещенные канализационные люки, откуда доносилась разнообразная музыка — модное танго, примитивные, монотонные и оглушительные ритмы или классические мелодии, по большей части торжественные, вроде той, что пела Крузенбург в первый вечер на «Дезираде».
«Дезирада»… Тренди старался о ней не думать. Само это название вызывало в нем гнев. «Я спал, — говорил он себе, — надо бежать, это все еще проделки чудовища Корнелла, Великой Спящей Рыбы, мечтательной и зловредной, быстрее домой, там все наладится, я буду спать, спать долгие часы и дни, и все забуду». Он ничего не забыл. Несмотря на внимание, которое требовало управление мотоциклом на мокрой дороге, несмотря на холод, усиливавшийся по мере того, как он удалялся на запад, название «Дезирада» постоянно крутилось у него в голове. Он гнал его, а оно опять возвращалось, настойчиво завладевало его мозгом, и в конце концов опускалось ниже и застревало на пересохших губах. А потом приходили и все другие имена и названия, усиливавшие его боль: Рут, Анна, «Светозарная» и, наконец, Юдит.
Этой ночью Тренди едва не заблудился из-за произошедших в городе перемен. Два месяца назад, несмотря на усталость, он бы обязательно узнал, в чем причина этого нового безумия, принял бы в нем участие, упивался бы им. Сегодня он остался равнодушным. Подъезжая к Лез-Алль, Тренди заметил, что подземная суматоха набирает обороты. Звучавшая отовсюду музыка превращалась в какую-то какофонию. Дом, в котором жил Тренди, стоял на большой площади, являвшейся центром квартала. Как и в других домах, окна его квартиры были темны. Он обрадовался этому. Ему нужен был покой. И сон. И забытье.
Едва Тренди вступил на лестницу, ведущую в квартиру, эхо подземной музыки стихло. Он остановился перед дверью и отчего-то медлил повернуть в замке ключ. Он открыл дверь и вошел в прихожую. В ушах у него зашумело. Тренди подумал — это оттого, что он слишком долго просидел за рулем, устал от долгой дороги и шума мотора. Тренди снова прислушался. Это был шум моря, такой, какой остается в раковинах, если их приложить к уху. На протяжении нескольких недель Тренди слушал его днем и ночью, это стало его собственным ритмом. Он решил никогда больше о нем не думать, но этот звук преследовал его, как и название «Дезирада», завладев им, подавлял его, а вот учащенное биение сердца Юдит у своей груди он слышал так недолго!
Еще несколько мгновений Тренди боролся с галлюцинациями. Его комната располагалась в глубине коридора, если не сказать, в глубине мира. Он попытался зажечь лампу. Самые обычные движения требовали от него усилий. Он только успел заметить, что квартира чистая, ненормально чистая, и рухнул на навощенный паркет.
Когда Тренди пришел в себя — вряд ли он мог сказать, сколько прошло времени, — у него сохранилось одно-единственное впечатление, впечатление неестественной чистоты. Он находился в своей квартире, но это была не его комната. По обоям на стене и камину из белого мрамора он узнал комнату, которую избрал своим жилищем Ральф, один из его друзей-музыкантов. Когда Тренди уезжал, она была завалена партитурами, инструментами, пепельницами и журналами. Теперь комната была пустой, чистой, почти голой. Тренди сел на кровать. Простыни пахли свежестью и легкими экзотическими духами. Шум в ушах прекратился. Тренди спросил себя, как он мог оказаться здесь, и тут в свете лампы увидел нечто длинное и черное. Почти сразу необыкновенно нежные руки обхватили его запястья.
— Вы меня испугали, — произнес чей-то голос. — Вы должны были предупредить.
Тренди попытался встать. Черные руки удержали его за плечи.
— Не двигайтесь. Вы устали. Очень устали.
Тренди послушался и закрыл глаза. Касавшиеся его руки была нежными, но жесты выдавали мужчину. Тренди вдохнул ароматный запах подушки, потом открыл глаза. Высокая черная фигура склонилась над ним.
— Вы тот, кто изучает рыбьи кости?
Нелепость вопроса не удивила Тренди. Он кивнул, но затем нашел в себе силы пояснить:
— Нет, не кости. Скелеты. А где остальные?
— Ночь. Ночь и музыка. Кабаки, кабаре. Им нужна вся земля и то, что под землей. Этим занимаются все. Такова последняя мода.
Голос как будто ворковал, хотя был мужским. Он был приятным и оставлял то же ощущение нежности, что и руки, только что коснувшиеся его запястья. Гул, шум моря умолк. Остались только покой и приглушенный свет лампы, из которого постепенно проступало лицо говорившего.
Это был негр или, скорее, метис, юный стройный метис, одетый в длинное африканское платье из блестящей ткани.