Желания
Шрифт:
Как-то ночью в одном каталоге Тренди случайно наткнулся на имя Барберини. Речь, разумеется, шла об известном ему кардинале, авторе «Теологии дьявола». И хотя книга была написана на латыни, это не оттолкнуло Тренди. Они с Нюмансом принялись ее искать, но на месте книги не оказалось. Метис нисколько не расстроился: «Я всегда нахожу все, что мне нужно, я настоящий искатель, и если мы не найдем ее здесь…» Тренди поверил ему. Уже не раз они находили затерянные тома: Нюманс припоминал, что накануне, разыскивая книги по ботанике, он уже натыкался на старинный трактат по искусству выигрывать в лотерею или извлекал из-за батареи антитурецкий пасквиль, возможно, позабытый там с последней войны или спасенный во время последнего наводнения. Однако книгу Барберини он отыскать так и не смог. Три дня и три ночи Нюманс рылся на стеллажах и полках, после чего признал свое поражение. Тренди попытался его успокоить:
— Не расстраивайся. Раз ты ее не нашел, возможно, это доказывает…
— Это доказывает, что я был прав, — прервал его Нюманс. — Они все заодно. Это проклятие, дьявольщина, колдовство Великого Змея. Пора нам перейти к прессе. Надо узнать, кто же такой Командор.
— Надо было с этого начинать…
— Не узнав дьявола, ты не смог бы правильно прочитать журналы!
И Нюманс потащил Тренди в зал под стеклянной крышей, где в больших папках хранилась эфемерная память газет и журналов за многие годы.
Глава 17
По правде говоря, Тренди испытал облегчение. Он продолжал сомневаться, а вернее, у него просто не было времени привыкнуть к наваждениям. Казалось, его должна была бы подготовить к этому любовь; но он все еще не мог отказаться от приобретенной за годы исследований привычки делать умозаключения после долгих наблюдений того, что он для себя называл, возможно, слишком расплывчатым и простым словом — «реальность». Тренди оставался одним из немногих приверженцев истины. Во время ночных прогулок он иногда замечал в глубине одного украшенного лепниной и деревянными панелями дома статую Вольтера, усмехавшегося, казалось, только ему одному. Тренди понимал Нюманса, которому нравился мир, населенный страдающими умами, призраками, тайнами, это было его дело, ему нравилось представлять свою возлюбленную колдуньей, и, возможно, действительно, он мог удержать ее рядом с собой, только заинтриговав псевдотайнами библиотеки. Сам же Тренди уже начал уставать от магических книг и непонятных формул, поисков души в сердце вещей, ужасных преступлений проклятых моряков. Он пресытился колдовскими книгами, рассказывавшими о фантастических рыбах. Даже ангелы начинали его утомлять. Но всякий раз, когда он громко выражал свое неприятие Черной империи, Нюманс отвечал со свойственными ему назидательностью и высокомерием: «Несчастная любовь бывает либо очень глупой, либо очень умной. Если хочешь вернуть Юдит, у тебя нет выбора. Ты должен найти, просчитать и выиграть. Найти средство вновь ее завоевать. А потом удержать. Как я Беренису. Секрет находится здесь, в этих книгах. Как и все другие секреты».
Однако разум Тренди и здесь нашел приемлемый выход: классификацию демонических образов. А они были почти столь же многочисленны, как виды рыб. Он уже собирался привести их в порядок по методу, который применял к деформированным рыбьим позвонкам, когда Нюманс согласился наконец открыть ему отдел периодики. Тренди настолько разобрало любопытство, что за несколько ночей он проштудировал все материалы, касавшиеся прошлого Командора.
Тренди начал со всемирных ежегодников. Хотя он сомневался в написании имени (и не он один, похоже, журналисты все время наделяли Командора самыми фантастическими именами — Адеджи, Атжи, Хаджи), он откопал не так уж мало. В биографических статьях содержались почти те же самые сведения, однако встречались некоторые неточности. Очевидно, так было нужно самому Командору. Мануэлю Адьи — так на самом деле его звали — было чуть больше пятидесяти лет (согласно статьям, от пятидесяти двух до пятидесяти четырех). А в одном журнале утверждалось, что ему пятьдесят семь. Официально он родился в Париже, что противоречило легенде, бытовавшей в провинции. Никто никогда не упоминал ни о его родителях, ни о его профессии. Этот человек не был богатым бездельником, но, похоже, не любил рассказывать, чем занимается; вероятнее всего, у него было какое-то собственное дело. Адрес его никогда не менялся: частный особняк недалеко от набережной Орсэ. Ни одна из его вилл — ни на озере Лаго-Маджоре, ни на кап д’Эль, ни тем более «Дезирада» — в ежегодниках не упоминалась. Название последней Тренди обнаружил только в газетной хронике. Зато в рубрике «Хобби» Тренди прочитал удивительные сведения о его коллекции старинных карт Таро. После первого, поверхностного изучения биографии Командора многое осталось для Тренди неясным. Но даже в самых известных справочниках ни разу не упоминалось, что Командор был женат, нигде его имя не связывалось с именем Ирис Ван Браак или с Констанцией фон Крузенбург и его страстью к опере. Отмечалось лишь, что он учился в одной из самых престижных школ, выпускники которой обычно делали блестящие карьеры; однако этот факт, видимо, просто свидетельствовал о принадлежности Командора к интеллектуальной элите, как к своего рода братству.
Становилось совершенно очевидно, что этот человек любил тайны. Он не желал идти в ногу со временем. Тренди перешел к иллюстрированным журналам и очень быстро нашел ответы на многие вопросы. Пролистав номеров десять «Вог» и «Харпере базар», он обнаружил, что Командор известен в мире кино. Многочисленные фотографии запечатлели его на премьерах, приемах, мировых фестивалях, в круизах — и всегда в компании очень молодых и очень красивых актрис. И во всех случаях успех этих актрис был огромен, но скоротечен: одна умерла при невыясненных обстоятельствах, другая погибла от наркотиков и алкоголя, третья оставила кино, четвертая тоже умерла. Слава этих звезд экрана была мимолетной, как метеорит.
Была ли связь между их головокружительными успехами и трагическими исчезновениями? Наведя справки в более старых журналах, Тренди начал догадываться, какова была в их судьбе роль Командора. Он был продюсером. Точнее, финансировал фильмы. И все время держался в тени: несомненно, он предпочитал, чтобы в титрах упоминался кто-то другой, подставное лицо, согласное на любые условия, лишь бы остаться в списке мировых знаменитостей. Однако всем было известно, кто настоящий хозяин, и, хотя в день премьеры Командор упорно держался на заднем плане, в подписях под снимками его имя всегда стояло рядом с именами популярных актрис. Судя по всему, хроникеры, обыкновенно уделяющие много внимания персонам, обладающим и деньгами, и властью, избегали писать о Командоре. Статьи о нем были редкие, по большей части очень короткие, поверхностные и содержащие одни намеки. Похоже, журналисты испытывали по отношению к Командору нечто вроде религиозного почтения, робости. Но щепетильность их была основана на страхе. Имя его старались не упоминать, а чтобы было понятно, о ком идет речь, изобрели странный перифраз: «Легендарный благодетель нашего кинематографа, участник всех праздников, тот, без кого наши звезды никогда бы не стали тем, кто они есть». Тренди листал журналы, и перед ним разворачивалась галерея талантливых актрис — брюнеток, блондинок, хрупких инженю и сексуальных женщин-вамп, столь же восхитительных, сколь и мимолетных. Фильмы, с которыми связывали имя Командора, почти всегда имели баснословный успех, а некоторые даже, по мнению одного анонимного автора, были настоящими шедеврами. Он отдавал предпочтение великим и причудливым трагедиям. Двумя годами раньше успех имела его постановка «Женщины без тени» с блистательной Констанцией фон Крузенбург. Выходит, именно Командор стоял за этими изумительными постановками. Создавалось впечатление, что он всегда знал, что сейчас необходимо показать толпе. Тем не менее он пренебрегал обычными развлечениями. Все, до чего дотрагивался Командор, превращалось в золото. Кроме того, он предлагал красоту.
Иногда, очень редко, он проявлял, по мнению газет, неосмотрительность, делая ставку на молодых неизвестных кинематографистов, находя их бог знает где, чаще всего на краю света. Сперва он нанял бразильца, и тот снял кино о страстной любви по-южноамерикански; затем предоставил работу одному китайцу, и с тех пор его эпические полотна потрясали планету. Наконец, раскопал где-то одного из последних потомков племени маори, наивно рассказавшего предания своего острова. И всякий раз Командор выигрывал.
Однажды ночью Тренди наконец добрался до самых старых журналов, журналов времен Ирис, ее свадьбы с Командором и короткого мгновения счастья, которое познала «Светозарная». Он с трудом мог представить, что эти годы, годы его детства — счастливые, слишком спокойные и безмятежные, как у любого ребенка, — могли быть для кого-то другого такими наполненными, такими яркими. Возможно ли, чтобы жизнь наскучила, спрашивал он себя, можно ли утратить огонь быстротечной юности, ее изящество, этот особенный дар, похожий на чудо? Неужели это никогда больше не вернется? Тренди было больно думать об этом, ибо теперь он считал, что самые лучшие его дни уже прожиты — на «Светозарной», в объятиях Анны в лесном домике или вечером в гостиной, когда он наблюдал, как на мебели Рут отражается горящий в камине огонь.
Но тогда Тренди вряд ли это осознавал.
И вот сейчас ему предстояло встретиться с этим детством, уже после детства, — временем, несомненно, драматическим, когда началась вражда между «Светозарной» и «Дезирадой». Нюманс положил перед ним журналы тех двух роковых лет, целый час Тренди просто машинально их перелистывал. Наступала ночь, но ему не хотелось спать. В тишине библиотеки возвратились его страхи. Время от времени в конце коридора Тренди слышал легкие шаги Нюманса. Перед уходом, как и всегда, метис опять его о чем-нибудь спросит. Глядя на него строго и осуждающе, он станет повторять: ты должен знать, Тренди, если хочешь вернуть Юдит, ты должен знать. Нюманс предупредил, что сегодня вечером к ним присоединится Берениса. Она умирает от желания посмотреть библиотеку. Нюманс согласился с условием, что она посмотрит только журналы Тренди. Как некстати! Берениса тоже наверняка начнет задавать вопросы. Придется ей лгать. Что придумать? Как выдержать ее взгляд, когда она наклонится над ним в своем облегающем платье? Молчать? Это будет не легко. Тогда Тренди собрался с силами и приступил к поискам.
Едва он просмотрел первые номера, как его страхи испарились, и на смену им пришли чудесные открытия. Журналы того времени были роскошными: на плотной, глянцевой бумаге, с великолепными черно-белыми фотографиями, отпечатанные в дорогих типографиях. Конечно, все это безнадежно устарело, но эта старомодность была такой приятной. Казалось, что упоминаемые в журналах персонажи — газетные магнаты, политики, нефтяные и парфюмерные короли, их супруги, любовницы, манекенщицы, принцессы, певицы, звезды экрана и мюзик-холла — явились из некоего забытого всеми спящего королевства, и чтобы разбудить его, надо просто начать перелистывать под лампами библиотеки эти слегка пожелтевшие страницы. Тренди наткнулся на несколько снимков своей матери времен ее дебютов в кино и на сцене. Он и представить себе не мог, что она была такой юной, такой ослепительной. Он спрашивал себя: почему в момент смятения не подумал о ней, почему ее избегал? Она заслуживала его любви. Думала ли она об этом? Как она распорядилась своей жизнью, своим талантом? Несмотря на ее эксцентричные выходки, несмотря на то, что она почти не уделяла ему внимания, Тренди решил, что мать могла бы ему помочь. Она была из того же времени, что и женщина, которую он искал на этих страницах, она жила с тем же неистовством, так же прожигала жизнь, ездила в тех же машинах с откидным верхом, она, конечно, носила такие же шелковые ажурные чулки, а в глазах у нее было то же лицемерное выражение, сводившее с ума мужчин. И, наконец, как и ту, другую, ее звали Ирис.