Железная леди
Шрифт:
– Боже мой… – Голос Квентина был еле слышен. – Даже тогда… даже тогда.
– Что он имеет в виду? – спросила я Ирен, чье внимание было полностью направлено на склоненную голову Стенхоупа. – Годфри?
Ирен быстро повернулась ко мне:
– Если Тигр-Моран шпионил для русских в Афганистане, то он не только обманом вовлек тысячи соотечественников в битву, где они могли лишь проиграть, но и был ответствен за то, что лейтенанта Маклейна оклеветали после смерти.
– Наверняка он и ударил меня по голове после моего разговора с Маком – он пытался меня убить! – воскликнул Квентин. – Однако…
– Однако
Квентин пораженно затряс головой. Казалось, он изумлен не меньше, чем когда мы его нашли – или он нашел меня – в Париже.
– Значит, Тигр видел, что я выжил при отступлении. Вы считаете, что пуля, ранившая в плечо доктора Уотсона, предназначалась мне?!
Ирен медленно кивнула, глядя на него:
– Похоже на то. Вы упоминали о вихре пыли и паническом бегстве. Подозреваю, что в то время Тигр отнюдь не был среди тех, кто поддался панике. Вряд ли он знал, что вы сунули бумагу в походную сумку Уотсона, но теперь, когда события переместились в Лондон, он решил, что не рисковать нельзя: вы могли что-нибудь рассказать Уотсону. Некие происшествия здесь, в Лондоне, в минувшем году заставили его испугаться обличающих призраков из прошлого и начать действовать, чтобы они и в самом деле стали призраками: сначала в Париже попытались убить вас, затем в Паддингтоне – несчастного доктора Уотсона.
– А как насчет смерти Маклейна?
Ирен резко свернула и прошла к окну, опираясь подбородком на сжатые пальцы. Казалось, она хочет сменить тему:
– Разве русские и британцы не пытались заполучить Афганистан? Разве они не постараются добиться этого интригами, если не смогут превзойти друг друга в военной силе?
– Конечно. Игра уже идет десятилетиями. У нас, британцев, был свой кандидат на роль хана, который поддерживал бы наши интересы; русские пытались выдвинуть своих ставленников. Шпионы рыскали повсюду, а афганцы, которые привыкли к предательству в собственных правящих семьях, играли на стороне тех или других, а то и против всех. Разве можно их винить?
– В этом случае, думаю, Аюб-хан действовал благородно. Он отдал приказ, чтобы шестерых британских пленных – лейтенанта Маклейна и пять сипаев – оставили в живых. Однако вмешался Тигр. Он оделся как афганец, замаскировавшись благодаря своему наряду под жителя пустыни – для такой работы ему вряд ли потребовался ваш уровень знания языков, – и проник к пленникам, когда туда уже входили подразделения, спешащие на помощь, а затем перерезал горло Маклейну.
Стенхоуп не проронил ни слова.
Ирен остановилась и повернулась, бессильно опустив руки вдоль тела:
– Смерть Маклейна была убийством, Квентин. Хладнокровным убийством, замаскированным под военные потери. Одним жестоким ударом ножа полковник Моран буквально обезглавил единственного свидетеля, который мог подтвердить ваши подозрения. Маклейн так и не смог дать показания о втором ущелье, о котором не было доложено, – ведь его рассказ привел бы к дальнейшим опасным расследованиям.
– Маклейн был убит. Я этого не понял. – Квентин поднял взгляд; блеск его глаз потух из-за переживаний. – Жестокое использование жестокого оружия – вот что такое война. Тогда почему мне удавалось так долго выживать?
– А что вы делали после битвы? – спросила Ирен с полуулыбкой.
Он нахмурился:
– Я… прибыл в Кандагар, и я был почти невредим, что по тем временам можно считать значительным достижением. Им требовался шпион, чтобы собирать сведения для штаба в Индии, и я вызвался добровольцем. У меня имелись лишь смутные подозрения по поводу Тигра, и никто, кроме Маклейна, не смог бы их подтвердить. Я знал, что Мака взяли в плен, – были свидетели, – но до его смерти оставался еще целый месяц. Мне дали лошадь, и я направился к новой железной дороге в Синджини, а затем в Пешавар в Индии, где я слег.
– Но вас наградили медалью не за болезнь, – прервала его Ирен, – а за ваши предыдущие действия.
Ее слова не слишком утешили Квентина.
– Я поправился в конце августа, когда была снята осада с Кандагара, но уехал гораздо раньше, чем раненых в майвандской битве перевезли в Пешавар.
– Значит, ваши с доктором Уотсоном дороги больше не пересекались? – спросил Годфри.
– Нет. Конечно, известие об ужасной смерти Маклейна дошло до Пешавара раньше, чем прибыли раненые. Но я считал, что мой друг и свидетель предательства Тигра погиб по жестокой случайности, а не в результате… убийства. Однако шпионы были нужны по-прежнему, а мне после бойни Майванда опротивели активные военные действия. Я получил приказ и отправился в богом забытые пустынные места, которые были мне милее той мясорубки, где гибли наши солдаты и наши враги. С глаз долой, из сердца вон. Казалось, все забыли про меня. Если откровенно, меня с почестями отправили в отставку. – Квентин горько рассмеялся: – Что за выражение для бесчестного места и бесчестного времени! Я взял немного своих денег и жил там, где желал, с теми, кто мне нравился.
– И ваша жизнь не оказывалась под угрозой?
Он взглянул на Ирен с неожиданным волнением:
– Много, много раз, но там не было европейцев, и чаще всего угроза исходила не от человека. Почему Тигр оставил меня в покое?
– У него были более важные дела, а вас он не считал опасным, пока вы оставались среди диких племен. Вероятно, он полагал, что вы никогда не вернетесь в так называемый цивилизованный мир.
Квентин кивнул:
– Меня можно было посчитать сломленным. Жизнь казалась проще рядом с непростыми жителями степей. Козий сыр и соленый чай, гостеприимство пополам с местью. Знай себе следи, чтобы не убили за ботинки или горсть монет. – Он покачал головой.
Годфри – наконец-то – задумчиво затушил свою сигару и протянул:
– Какие же здешние события заставили Морана снова обратиться к прошлому?
Ирен подошла к столику, взяла мундштук и вставила в него египетскую сигарету. Квентин подскочил, чтобы зажечь для нее спичку – бесполезная галантность, которая заставила Годфри улыбнуться с видом довольного кота. Женщине, убившей кобру, не требуется помощь, чтобы зажечь спичку.
Окутав себя привычной вуалью из дыма, Ирен снова заговорила: