Железная скорлупа
Шрифт:
– А стоит ли? Король уже все знает, более того, он смирился со своей участью и ждет ее, как баран.
– Что?! Он знает?! Но почему?..
Элейна пожала плечами.
– Мерлин, старый мудрый Мерлин предупредил короля о грозящей гибели, – сказала свистящим шепотом. – Сказал, что его любовница-сестра избрана вместилищем смертельного оружия.
«Какого оружия?» – спросил король.
«Твой ребенок погубит тебя и твои достижения».
Король если и поверил, то отмолчался. Но настал день, когда Мерлин пришел к нему и сказал, что первого мая родился роковой
И тогда доблестный и благородный Артур, – усмехнулась Элейна, – приказал всех рожденных первого мая мальчиков отдать ему. Люди выполнили приказ, власти Верховного короля никто не смел перечить. С теми, кто отказывался выдать детей, расправлялись безжалостно.
Что же стало с невинными детьми? – засмеялась Элейна демонически. – Добрый и славный король приказал положить их нагими в лодку и столкнуть в бушующее море.
Мир вдруг почернел, Гингалин схватился за сердце.
– Нет!!!
Конь обеспокоенно всхрапнул. Элейна зло усмехнулась, в глазах ее вспыхнул мстительный огонек:
– Да, рыцарь Артура, да!
– Ты лжешь!!! – закричал Гингалин.
Элейна визгливо засмеялась:
– Прислушайтесь к моим словам, сэр рыцарь, вам от матушки передалась способность чувствовать ложь.
Гингалин упал, уткнувшись лицом в землю. Жестокие судороги рвали мышцы, тяжкий вопль застрял в горле.
– По счастью, дитя уцелело, – продолжила волшебница, холодно взирая на терзания рыцаря. – След его потерялся, но ясно одно – он среди рыцарей Артура. Кстати, убийство майских младенцев обернулось гибелью вашего деда Лота Лотианского и Оркнейского, возмущенного чудовищным преступлением. Конечно, приспешники короля называют его бунтовщиком, справедливо убитым сэром Пеллинором, верным соратником Артура.
Но, успокойтесь, первый шаг к отмщению сделан: Мерлин попался в ловушку прекрасной колдуньи, и теперь некому дать Артуру дельный совет, отвратить от гибели.
Гингалин поднялся. Элейна, вздрогнув от его ненавидящего взгляда, отступила на шаг. Рыцарь трясся, рвал на себе волосы, напрасно пытаясь заглушить душевную боль телесной.
– Что теперь, доблестный сэр? – спросила волшебница участливо. – Уйдете к подлецу, вору, убийце, будете по-прежнему прославлять надуманные идеалы? Или останетесь?
Гингалин поймал повод коня. Его душили слезы.
– Прощайте, леди Элейна, – сказал он сдавленным голосом.
– Как, даже зная столь горькую правду, отправитесь к королю? Что ж, поступайте, как считаете нужным. Прощайте, сэр рыцарь, и не вздумайте возвращаться!
По резкому взмаху руки ворота дрогнули, открывая взору каменный мост, скалы и холодное голубое небо. Гингалин отвесил колдунье прощальный поклон, тронул коня. В лицо подул холодный ветер.
Рыцарь трясся в седле, корчи рвали мышцы, выворачивали его наизнанку. Когда каменный мост остался позади, в спину ударил злорадный смех. Гингалин резко обернулся: на мосту, утыканном пиками с человечьими черепами, потрясал мечом громадный воин в красном супервесте, хохотал издевательски, а между сходящихся створок ворот рыцарь успел заметить злое лицо Элейны. Затем створки со стуком закрылись, и драконы злобно уставились друг на друга.
Гингалин с трудом держался в седле. Конь осторожно шагал по каменистой тропе, втягивая ноздрями холодный воздух ранней весны. Солнце сияло тускло – маленькое, будто ненастоящее. Рыцарь с грустью вспомнил ласковое светило в волшебном саду, не удержался и всхлипнул.
Темная роща полнилась робкими птичьими трелями, голые ветви были покрыты ледяной коркой. Звенела капель, воздух понемногу густел от живых ароматов земли и тепла.
Копыта увязали в грязи, жеребец натужно храпел, озвучивая шаги сочным чваканьем. Сгорбленный Гингалин пусто взирал на землю с грязными комками снега.
У ручья конь устало фыркнул, и рыцарь очнулся, уставился на водную преграду недоуменным взглядом. Спешился, стреножил коня, скормил ему остатки овса. В животе противно урчало, требуя еды, но пищи не было вот уже второй день. Рыцарь, вздохнув, подошел к ручью, хрустя подошвами по тонкой корочке полупрозрачного льда.
Гингалин присел на корточки. Из ручья устало смотрел бледный двойник.
Вокруг простирался огромный мир, чуждый, и утомленной душе было в нем тяжко. Под ногами пустота, не на что опереться, жизнь оказалась ложью и вымыслом. При воспоминании о былом поклонении убийце детей возникало чувство омерзения, гадливости.
Да, оказывается, жизнь была наполнена миражами, но теперь их нет. Скорлупа ложных принципов разлетелась. Стало так неуютно, тоскливо. В сердце воцарилось смятение.
Для чего жить?
«Что теперь делать? – думал рыцарь грустно, в глазах противно щипало. – Я служил обману. Ведь на самом деле ничего нет: ни любви, ни рыцарской доблести, ни бескорыстия, ни уважения. Зато есть алчность, жажда прославиться, самолюбие, тщеславие, презрение к низшим!»
Гингалин запрокинул голову, и солнце ударило в глаза, выдавив на щеки обжигающие капли.
«Я удивлялся, почему прославленные рыцари не спешат предложить мне помощь, их чванливости и алчности? Глупый ребенок во взрослом мире, воспитанный на сказках лживых бардов, стыдящихся реальности. Ложь и грубая сила правят миром, а никакая не любовь и не благородство. Натиск жажды власти и богатства легко сметет хрупкие мечты, созданные для утешения, чтоб жилось не так тошно. А я верил, Боже милосердный, верил как дурак!»
Разочарование исторгло изо рта желчь. Рыцарь пал на колени – двойник в воде корчился, глупо разевая рот.
Двойник.
Рыцарь.
Олицетворение выдуманных убийцей детей идеалов.
С диким криком Гингалин отвесил отражению пощечину, гладь, оскорбленно охнув, ответила брызгами. Гингалин хрипло застонал, снова ударил дрожащее отражение, вымещая на нем горечь обиды.
– Получай! Получай, дурак! – кричал Гингалин. – Ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу!!!
От ледяной воды руки свело судорогой. Рыцарь схватил себя за волосы, безжалостно вырвал пряди, и золотые нити неспешно поплыли по воде.