Железные Лавры

Смирнов Сергей Анатольевич

– Добрые сроки царствования, а, может, и самой жизни нашей властительницы Ирины, - выдохнул ему в левое ухо слова, прибереженные на раздуваемых углях своего самоличного заговора.

– Жизнь и меч со мною, - умным, хоть и рокочущим шепотом принял мой замысел ярл.

Сердце во мне забилось перестуком. Едва совладал с ним прежде, чем повелеть непосильное.

– В том-то и притча, что придется без меча, славный ярл. Только тогда толк выйдет ожидаемый – и награда впереди будет ждать немыслимая. Без меча Хлодура, - повторил ему

и немного отстранился. – А меч, если принимаешь, славный ярл, проложенное мною во славу твою грядущее, прошу передать мне тотчас на временное подержание.

Не шелохнулся ярл. Сивые озерца предо мною как бы подернулись на миг первым осенним ледком прозрачней самой воды, чтобы сразу же и растаять.

– Видишь, славный ярл, сам: ты ныне в огромной горе с ходами, и все стены в них отражают тебя самого, - принялся затягивать малого левиафана в непосильную сеть. – И всякое отражение против тебя. То грознее Гренделя, размахивавшего лапами на бескрайнем просторе. И опасней шайки Уго-Рукоруба. Тут не прямое войско, тут сплошное коварство. Мечом взмахнул, а на тебя им же – весь легион отражений. Поверь, уж я знаю Дворец. Нужно сберечь меч не для завтрашнего дела.

– Терплю болтуна, что прикидывается друидом, - усмехнулся ярл, будто жеребец фыркнул сырым утром. – Не пой вис впустую, скажи одно слово к тому, что и без тебя давно вижу. Что надо здесь тебе для меня?

Вспылил себе на радость:

– Одного слова все равно мало – войска нет. Будет два по одному слову – вот уже войско смысла, как некогда твоё. Отдай меч.

Едва сдерживал любопытство спросить вдобавок, что же такое видит сейчас во мне ярл, чего сам не вижу. Какое разрешение в яви своего сна-видения о грядущем императорстве?

Ярл Рёрик Сивые Глаза стал подниматься с ложа весь. Так поднимается издали в море самая большая волна бури – нехотя, тяжко и необратимо. Отступил от него на шаг.

Меч Хлодур он мне подавал на двух огромных ладонях.

– Жрец, того требует твой Бог ради посвящения Ему? – вопросил он – И довольно?

Содрогнулся, ибо вдруг окатила волной картина-видение: неужто мне и ярла его кровью крестить суждено? Не слишком ли занёсся?

– Мы, рабы Господа Иисуса Христа, можем лишь надеяться, - с подогнувшимися коленями отвечал ему.

– Тогда положи мой Хлодур на дно большой реки, а сам сядь на берегу метой, - велел мне ярл и протянул меч уже на всю длину рук.

– Уже стою с мечом Хлодуром посреди самого потока, как на якоре. – Те слова сами вырвались из уст, и удивился им.

– Тогда что медлишь, жрец? – до предельного низа опустил свою чашу весов власти в нашем разговоре ярл.

Принял меч и поклонился ярлу. Меч Хлодур показался мне поначалу не тяжелее молодого деревца, упавшего на поверхность реки, но едва потщился приподнять его выше, как он тут же потянул меня вниз, на дно потока, будто валун. Верно, меч обладал чудесным свойством менять свой вес ради разных прихотей битвы и мира.

–

Моя жизнь и твой меч, славный ярл, теперь – одно, - поклялся ему. – Остальное будь, как будет. Завтра и будет.

– Так и прощай до завтра, жрец, - махнул ярл рукой и вновь повалился на ложе. – Иди. Вернешь, не беря за рукоять.

Обернул меч в свою накидку, будто берег кованое железо от холода. Тит Кеос, начальник спафариев, покосился на меня и на моего нового попутчика, коего нес, прижав к плечу и держа рукоять вровень со своей головой.

– Усыпил его, никак, зельем? – сдержанно, но до глубины души изумился Тит.

– Уношу от греха подальше, - уклончиво ответил ему.

Тит успел-таки поклониться мне вдогон и также вдогон пустить беса:

– Сила сильная, Иоанн, быть тебе силенциарием.

Доныне удивляюсь, как отдал мне свое священное оружие ярл, кое никому из смертных не отдается без смертной битвы или подлого обмана! Без колебаний отдал язычник! Видел он нечто, кроме минувших видений, но так и не сказал, что.

В той же мере удивляюсь тому, как, даже выйдя из дворцовой, путевой опочивальни ярла, еще не имел в уме никаких путей сокрытия его меча.

Круглые сутки загодя вынашивал свой единоличный заговор, а в нем самого тонкого пути, не допускающего никаких послаблений – того и не подготовил! Ибо, видно, даже не позволял себе поверить в то, что ярл волею отдаст свое заветное оружие, хотя и утрачивал его не раз в прогибучих обстоятельствах. Но ведь и возвращался к нему меч своими чудесными путями – и поверил я тогда, что один из таких путей теперь сам я позаимствовал у меча Хлодура на удачу грядущего дела. Только за вратами Дворца и спохватился.

Куда было мне нести не по силам смиренного Хлодура?

Первый путь показался – в опустевший без мужской защиты свой собственный дом. Все слуги, конечно, кинулись бы ко мне, как осы на сладкое. И не отлипали бы ни на миг, пугая тем до полного уныния женщин, обездоленных не имуществом, но крепостью жизни – вдову брата моего и его дочерей. Куда там меч засунешь, где укроешь! Да и входить во вдовий дом, пусть и свой по праву, с мечом в руках, хоть и в обнимку, виделось мне дурной угрозой утраченному уюту, а знамением – и вовсе недобрым. Коротко говоря, зарёкся навещать свой дом, дабы в него невольно не направить бурный и опасный поток.

Оставалось пасть с мечом ярла в ноги геронде Феодору. Заходить в Обитель с вооружением не решился бы, но, по счастью и как обычно, геронда Феодор прозревал мои пути во всякой дали. Он вышел мне навстречу, когда еще не успел я дотянуться до кольца на вратах.

– Вот чудная метаморфоза! – улыбкой, пожигающей во мне все опаски, встретил меня геронда. – Ушел в латаной-перелатанной рясе с мертвеца и со святым образом Господа в заплечной суме не для подаяния, а вернулся в одеждах царедворца и с грозным мечом в руках. Твой покойный отец может тобой гордиться, Иоанн.