Железные паруса
Шрифт:
— Я не знаю, о чем ты говоришь. Я живу здесь сто лет, целую жизнь…
Он хотел крикнуть ей, что не верит, что если ты навидался всякого и невсякого, ты просто не можешь верить — даже тем женщинам, которых когда-то любил, что тех, кто верил, давно нет в этих разваливающихся городах со сбесившимися Сиренами и Наемниками, что ты, быть может, единственный человек, который остался, не считая того сумасшедшего, который сегодня пытался сжечь Монстра, — уж он-то не сомневался до самого последнего момента.
А потом Он подумал, что пока жив хоть один человек, вряд ли здесь у Наемников что-то получится.
— Подожди! — крикнул Он, — я пойду с тобой?
— Ты забыл ружье, — сказала она, когда Он приблизился.
В ее фразе сквозило торжество.
— Оно мне ни к чему, — ответил Он, как примерный ученик.
Сомнения оставили его, и Он был смел до безумия.
— Ты делаешь успехи, — она засмеялась. — Я горжусь тобой. У тебя куча талантов.
Если что-то и случится, то без предупреждения, решил Он, я и так нарушил все заповеди. Я слишком рискую.
— Не напрягайся, — сказала она. — Все просто.
У него было такое ощущение, словно Он лег на операционный стол.
— Подумаешь, — сказала она, — невидаль, — и повела перед его лицом руками, — паутина, дай сдую.
В следующее мгновение все изменилось — его шатало, как пьяного. Единственное, что Он успел заметить — была или не была — тень — легкая, быстрая, как взмах веера, или взгляд издали, или мыльный водопад, или воздушная яма в самолете, и цвета города изменились, взорвались тысячами оттенков и били в глаза.
Он упал.
— Терпи, — сказала она, — дальше будет легче.
— П-подожди-и-и… ты не даешь мне собраться… — его трясло, мысли рассыпались, как пепел костра.
— Не надо думать, — сказала она. — Меняется только степень зависимости сознания.
Она была очень уверена в себе.
Он боролся — с самим собой и с неимоверной тяжестью. Даже камни под ним стали пластилиновыми и выдавливались из земли.
— Так ничего не выйдет, — сказала она, — не упрямься.
Он вдруг что-то вспомнил.
— Ве-дь-дь…
— Что, что? — она наклонилась к нему.
— Ведьма… — выдохнул Он и поднял голову.
Он снова полагался только на себя и больше ни на кого.
— Ты действительно слишком груб, — заметила она с укоризной.
Он тайком оглянулся — Громобой лежал там, на мостовой, и колкая тень старика-Падамелона, раскрашенная под арлекина, висела над ним, как укор, как угрызения совести.
Я не предам тебя, сказал Он, я не предам никого из людей. Слышишь!!!
Двигайся!!! закричал Падамелон, не давай себя запутать.
— Мне надо вернуться, — сказал Он, опираясь на руки и не веря в действенность своих слов.
Она засмеялась и покачала головой.
— Мне надо вернуться, — повторил Он, — если я не вернусь, то все только проиграют, и ты тоже.
— Люди ошибаются, — терпеливо сказала она, — исключений нет.
— Мне надо вернуться, — с тупым упорством произнес Он. — Я не знаю, почему, но мне надо вернуться.
— Разве ты бросишь меня? — спросила она, и в ее голосе проскользнула тревога. — Мы прошли только четверть пути.
— Да, — прошептал Он.
Громче! закричал Падамелон.
— Да!
Еще громче!!!
— Да!!! — закричал Он и вскочил, уже зная, что не добежит, что Он, такой хитрый и тертый, попался — глупо и безнадежно, и умирать лучше, когда ты борешься, а не тихо и сонно в постели с грелкой под боком.
А позади, как в кошмаре, нарастал грохот и лязг, и у него не было даже мгновения, чтобы оглянуться, и когда Он прыгнул в отчаянии и вцепился в Громобой, что-то огромное и холодное, схватив за ноги, швырнуло об землю, и, падая, и раз за разом переворачиваясь на брусчатке, Он видел, как его тело превращается в месиво костей и мяса.
2
…Собственно, если не останавливать время, то история продолжится независимо от желаний, даже если ты не хочешь, даже если кто-то опровергает, даже если предположить чисто гипотетически — я ведь совсем не собираюсь летать бездумно, наличие реального Абсолюта или его Суверена, или еще кого-либо Повыше, пусть завуалированного под черта или кочергу — что не меняет сути дела. Мне бы лично хотелось остаться независимой единицей и не дрожать над каждым куском мысли, как скряга над мешком золота. Я насчитал целых три проникновения. Зачем они мне?..
Через мгновение Он стоял в магазине и ждал, когда холеные и сытые Наемники приблизятся, чтобы взглянуть, какие они вблизи и как будут умирать и что они, вообще, представляют собой в эти секунды и способны ли представлять.
А они вышагивали в своих коротковатых бушлатах цвета хаки и брюках, заправленных в черные высокие краги с множеством дырок и шнурков; и кепки с зелеными козырьками торчали над одинаково задранными носами. В общем, они были неплохими ребятами — со свежими лицами и здоровыми желудками.
Таких даже убивать жаль, подумал Он, не то что тех, изъеденных страстями.
Когда они приблизились, она сказала:
— Не играй судьбою…
— Пусть что-нибудь произнесут, — сказал Он, держа Громобой на плече, — мне интересно…
Периферийным зрением она воспринималась как желто-голубое облако.
— Глупая фора, — заметила она нервно.
Но ему почему-то захотелось попробовать.
— Ты думаешь, я промажу? — возразил Он.
Ему не хотелось ссориться.