Железный крест
Шрифт:
— Но… — Мельберг хотел было запротестовать, однако в эту секунду ему и самому стало ясно, каким свинством было бы бросить Юханну в такую минуту.
Он со вздохом уселся на стул, стараясь смотреть в сторону.
— Открытие семь сантиметров, — сказала акушерка и посмотрела на Мельберга, как будто он только и ждал этой информации.
Он значительно кивнул и лихорадочно попытался сообразить: открытие чего? И хорошо это или плохо — семь сантиметров? Мельберг с ужасом понял, что ему предстоит выслушать еще немало сведений такого рода, прежде чем все закончится.
Он достал мобильник и набрал номер Паулы. Автоответчик. У Риты то же самое. Что за люди? Как они могут не брать трубку, когда знают, что Юханна вот-вот родит? Мельберг положил мобильник в карман и опять стал размышлять, не улизнуть ли ему в подходящий момент. Кто он ей, этой Юханне, в конце-то концов?
Но так и не улизнул. Три часа спустя Юханну на каталке увезли в родильный зал, и она ни на секунду не отпускала его руки. Ему было очень ее жалко. Ему наконец объяснили, что семь сантиметров — маловато, должно быть десять, но последние три сантиметра заставили себя ждать. На лице у Юханны была маска с закисью азота, и Мельбергу тоже очень хотелось попробовать подышать.
— Я больше не выдержу, — пролепетала Юханна.
Глаза у нее были мутные от наркоза. Мельберг взял полотенце и вытер ей потный лоб, к которому прилипла прядь волос.
— Спасибо вам. — Она посмотрела на него такими глазами, что он тут же отбросил все мысли о бегстве.
По правде говоря, его очень взволновала разыгрывающаяся перед ним драма. Конечно, он был наслышан, что рожать детей — довольно болезненное дело, но никогда не предполагал, каких героических усилий оно требует. В первый раз в жизни Бертиль почувствовал настоящее уважение к женщинам. Он бы такого не выдержал.
— Попробуй… позвонить еще раз, — неожиданно перейдя на «ты», прошептала Юханна.
Мельберг в сотый раз набрал оба номера — по-прежнему долгие гудки, потом включается автоответчик.
— Что за чертовщина… — сказала она и тут же застонала — началась очередная схватка.
— Ты уверена, — ему тоже стало не до «выканья», — ты уверена, что не хочешь, чтобы они поставили этот… как его… пекоральный катетер?
— Нет… уже скоро… боюсь, родовой процесс может ослабнуть… это называется не пекоральный, а эпидуральный катетер… это такое обезболивание, — заключила она, попыталась улыбнуться, но тут же застонала и выгнула спину, будто тело свела судорога.
— Полное открытие, — с довольным видом сказала акушерка, — слышишь меня, Юханна? Полное открытие, десять сантиметров. Скоро будем тужиться. Ты большой молодец. Еще немного — и поздравим тебя с прибытием.
Мельберг схватил руку Юханны и крепко сжал. Он испытывал малообъяснимое чувство гордости. Похвалили, конечно, Юханну, но ведь они старались оба! И благодаря их стараниям, его и Юханны, вот-вот у них с Паулой родится младенец. Надо же!
— А это долго — тужиться? — спросил он акушерку.
— По-разному, — доброжелательно ответила та. — Но в вашем случае, думаю, не больше получаса.
Никто даже не спрашивал, кем он приходится Юханне — очевидно, считали само собой разумеющимся, что он и есть отец ребенка — немного староват, ну что ж, бывает. Пусть так и думают.
Юханна отдыхала после очередной схватки, но через несколько секунд лицо ее опять сморщилось от боли.
— Теперь болит по-другому, — простонала она сквозь сжатые зубы.
— Это значит, пошел. Теперь подожди, пока станет невтерпеж, а когда я дам команду — подбородок на грудь, колени подтянула — и тужься что есть силы.
Юханна устало кивнула и снова стиснула руку Мельберга. Он ответил на пожатие, и они дружно уставились на акушерку, ожидая очередного приказа. Через несколько секунд Юханна задышала очень часто, не сводя умоляющего взгляда с акушерки.
— Подожди, подожди… потерпи… А теперь ДАВАЙ!
Юханна натужилась так, что лицо ее сделалось багровым.
— Отлично! Лихо работаешь! Теперь дождемся следующей схватки… и увидишь, что будет.
Акушерка оказалась права. После двух схваток она подхватила ребенка и тут же положила Юханне на живот. Мельберг задыхался от восторга. Конечно, теоретически он знал, как это происходит, но увидеть все своими глазами!
— Дай ему грудь, — сказала акушерка, улыбаясь, — дай нашему мальчику грудь, ты же видишь, он уже есть захотел.
И действительно, малыш прильнул к груди матери и тут же начал сосать.
— Позвольте вас поздравить, — обращаясь к ним обоим, сказала акушерка, и Мельберг почувствовал, что лицо его расплылось в улыбке.
Никогда ничего подобного… черт подери, никогда ничего подобного он не испытывал.
Ребенок, очевидно, завершил первую в своей жизни трапезу. Его аккуратно помыли и завернули в одеяльце. Юханна с трудом приподнялась и села, с обожанием глядя на новорожденного. Мельберг положил ей под спину подушку, она перевела глаза на Бертиля и сказала:
— Спасибо тебе. Я ни за что бы не справилась одна.
Мельберг кивнул. К горлу подкатил ком, который мешал ему говорить, и он пытался его проглотить.
— Хочешь его подержать?
Он опять кивнул и подставил руки. Юханна передала ему малыша, показав, как поддерживать головку. Это было странное чувство — держать в руках это крошечное, новенькое тельце. Он смотрел на красное личико, а комок в горле все рос и рос… Мельберг взглянул в глаза мальчику, и его словно ударила молния — он понял, что безнадежно, отчаянно влюблен.
~~~
Фьельбака, 1945 год
Ханс улыбнулся сам себе. Улыбаться было вроде и нечему, но он все равно улыбнулся. Конечно, поначалу будет трудно. Многие будут ругаться, излагать свою точку зрения, говорить о грехе и всем таком прочем. Но когда все уляжется, они могут начать строить жизнь, все вместе — Эльси, он и ребенок. И как ему было не улыбаться?
Но улыбка истаяла сама собой, когда он начинал думать, что ему предстоит. Это будет не так легко. В глубине души он ничего так не желал, как забыть все прежнее, остаться здесь и притвориться, что никакой другой жизни и не было. Он ничего так не желал, как начать новую жизнь, с чистого листа. Эта новая жизнь началась с того момента, когда он тайно прокрался на баржу отца Эльси.