Железный крест
Шрифт:
— Аксель, как я понимаю, был очень популярен?
— Аксель был герой. И больше всех им восхищался Эрик. Аксель, что бы он ни делал, в глазах Эрика всегда был прав. — Бритта похлопала Эрику по колену и встала. — Пойду-ка я поставлю кофе, а потом продолжим. Надо же… Дочка Эльси. Какая приятная неожиданность…
Из кухни донесся звон чашек и журчание воды, льющейся из крана. Потом стало тихо. Эрика поудобнее устроилась на диване, наслаждаясь видом из окна. Минут через пять она забеспокоилась.
— Бритта? — крикнула она, но ответа не получила.
Эрика
Старая женщина сидела за столом и невидящим взглядом смотрела в какую-то одной ей известную точку. Конфорка светилась зловещим красным светом, на ней стоял пустой кофейник, который начал уже дымиться. Эрика подбежала и сняла кофейник с плиты, обожгла руку, чертыхнулась и подставила пальцы под струю холодной воды. Лицо у Бритты было совершенно погасшим.
— Бритта? — испуганно позвала Эрика.
Она решила, что у пожилой женщины какой-то припадок, инсульт, не дай бог, но тут Бритта подняла на нее глаза.
— Подумать только… ты все-таки пришла, Эльси.
Эрика вздрогнула.
— Бритта… я не Эльси, я Эрика, ее дочь.
Бритта, похоже, не слышала ее слов. Лицо у нее постарело на десять лет.
— Я давно хотела с тобой поговорить, Эльси… Хотела все объяснить… но не решалась.
— Что вы не решались? О чем вы хотели поговорить с Эльси? — Эрика села на стул напротив.
Она даже не могла скрыть волнения. Ей вдруг показалось, что она близка к решению загадки. Загадки, которую она почувствовала в разговорах с Эриком и Акселем. Что-то они от нее скрывали, о чем-то ей, по их мнению, знать не следовало.
Но Бритта бессмысленно уставилась на нее, не говоря ни слова. Эрике вдруг захотелось взять ее за плечи и потрясти.
— Что вы не решались объяснить, Бритта?
Та сделала отстраняющий жест рукой, но потом передумала и наклонилась к Эрике совсем близко.
— Хотела… с тобой поговорить… но старые кости… старые кости должны лежать в земле. Ничему не поможешь… Эрик сказал, что… шепчет он, шепчет… неизвестный солдат… — Речь Бритты перешла в невнятное бормотание.
— Какие кости? О чем вы? Что сказал Эрик? — Эрика невольно повысила голос.
В тишине кухни ее вопросы звучали как истерические выкрики. Бритта закрыла руками уши и шептала что-то совсем уж несуразное. Она напомнила Эрике Майю — та поступала точно так же, когда ей пытались сделать внушение.
— Что здесь происходит? — Резкий мужской голос у нее за спиной заставил ее повернуться к двери.
На нее гневно уставился высокий старик с венчиком седых волос вокруг лысого черепа. В руках у него были два пакета с продуктами. Эрика сообразила, что это муж Бритты, Герман.
— Простите. Я… Меня зовут Эрика Фальк. Бритта дружила с моей матерью, и я хотела кое о чем ее спросить… все было просто замечательно… а потом она поставила на конфорку…
Ситуация была настолько неприятной, что Эрика никак не могла сосредоточиться и несла откровенную чушь. Бритта за ее спиной продолжала что-то бубнить.
— У моей жены
В словах его прозвучала такая горечь, что у Эрики побежали мурашки по коже. Ей стало безумно стыдно. Альцгеймер… она должна была сообразить. Этот мгновенный переход от полной ясности к полному бреду. Она вспомнила, что читала — мозг больных людей постепенно загоняет их в угол, где нет ничего, кроме постоянного, равномерного, густого тумана.
Герман подошел к жене и осторожно отнял руки от ушей.
— Бритта, любимая… Мне пришлось поехать и кое-что купить… но я уже вернулся. — Он обнял ее и покачивался вместе с ней из стороны в сторону. — Я уже вернулся. Все хорошо… все будет хорошо…
Она постепенно успокоилась.
Он повернулся к Эрике.
— Вам лучше уйти… и я бы очень вас просил не возвращаться.
— Но Бритта сказала, что… мне очень надо узнать… — запинаясь, попыталась Эрика восстановить контакт, но он посмотрел ей в глаза и почти крикнул:
— Больше не приходите!
Эрика выскользнула из дома, чувствуя себя взломщицей. В ушах ее стоял спокойный голос Германа, увещевавшего жену. Но что это был за бред насчет старых костей? Что она хотела сказать?
Этим летом герани были необычно красивы. Виола тщательно срывала увядшие лепестки — это была необходимая мера. Ее коллекция гераней постепенно выросла до впечатляющих размеров. Каждый год она брала отростки и высаживала — сначала в маленьких горшочках с торфом, потом пересаживала в большие.
Ее любимицей была герань Морбака — ни один другой вид не мог сравниться с ней по красоте. Что-то было совершенно неотразимое в сочетании беззащитно-розовых цветов с грубоватыми острыми ветвями. Впрочем, розовидная герань ей почти не уступала.
Их оказалось на удивление много — любителей герани. С тех пор как сын посвятил ее в основные тайны Интернета, она стала постоянным членом трех форумов, посвященных гераням, и подписалась на рассылки с новостями в мире гераней. Но самое большое удовольствие доставляла ей переписка с Лассе Анреллем. Если и был во всем мире человек, который любил герань больше, чем она сама, то это Лассе.
Они обменивались письмами с тех пор, как она побывала на его лекции и прочитала его книгу о геранях. На лекции она задала множество вопросов, которые его совершенно очевидно заинтересовали. Теперь в ее папке для входящих сообщения от Лассе появлялись с завидной регулярностью. Эрик поддразнивал ее — говорил, что у нее, должно быть, тайный роман с этим Лассе у него за спиной, а все эти разговоры о геранях — лишь маскировка любовной переписки. Потом он стал называть ее… ну да, в общем, он стал называть это ее местечко «розовидной геранью», чем каждый раз приводил в смущение. Она улыбнулась воспоминанию, но на глаза тут же навернулись слезы — наверное, в тысячный раз за последние дни. Как только она вспоминала, что Эрика уже нет, начинала плакать.