Железный трон
Шрифт:
Калладор сделал шаг вперед и опустился на одно колено, кланяясь своему покровителю и властелину.
— Позвольте представить вам герцогиню Лэру из Боруина, Ваше Высочество.
Лэра не знала, что делать. Она онемела от страха, но в ней говорила кровь принцессы дома Роэлей, а этот мутант хоть и был Горгоном, все же являлся принцем из дома Роэлей, хоть и незаконнорожденным. Он был ее родственником. И она имела полное право не кланяться ему. Я не должна показывать, что боюсь его, думала она, прилагая нечеловеческие усилия к тому, чтобы стоять гордо и прямо, глядя ему прямо в глаза.
Рейзен просто окинул ее взглядом, а затем заговорил. Его голос звучал на удивление по-человечески и весьма приятно, глубокий, хорошо поставленный и с великолепными интонациями. Он говорил с ануирским акцентом, но с легкой примесью какого-то другого звучания. Потом она осознала, что он говорит на Анду, языке, который ее предки использовали много веков назад.
— Калладор рассказывал о вас, миледи, — произнес.
— Он сообщил, что вы сделали значительные успехи в занятиях магией, а ваша одаренность кажется ему необычной и несомненной.
— Я стараюсь, милорд, — отвечала она, тщательно подобрав вежливое, но нейтральное обращение.
— Это похвально, — продолжал Горгон. Затем возникла резкая пауза.
— Мой облик напугал вас? — спросил он.
— Вы поистине грозно выглядите, милорд.
— Вы находите меня отвратительным?
Лэра судорожно сглотнула. К чему он клонит?
— Я нахожу вас ужасным, — ответила она.
— Вы весьма тщательно подбираете выражения, — заметил он.
— Это тоже похвально. Я чувствую ваш страх, но вы тщательно скрываете его. Вы обладаете гордостью и смекалкой, это хорошее сочетание.
— Благодарю вас, — отвечала она. Время брать быка за рога, сказала она себе, едва сдержав истерический смешок при мысли о том, насколько выражение подходит к ситуации.
— Вы очень любезны, милорд, но мне думается, что вы встретились со мной не только для того, чтобы говорить мне комплименты.
На лице Рейзена возникло нечто вроде улыбки, хотя внешне это скорей напоминало гримасу.
— В самом деле. У меня есть дело, которое я хочу поручить вам. Если вы справитесь с заданием, вскоре последует вознаграждение. В противном случае я заберу вашу душу.
Лэра глотнула. Он подразумевал кражу крови. Мысль о смерти наполнила ее ужасом, но в глубине души она испытывала облегчение от того, что он вызвал ее не с интимными целями. Она предпочла бы умереть.
— Что мне следует сделать? — спросила она.
Горгон достал крошечный сосуд, не больше наперстка, на золотой цепочке. Он повесил его на коготь.
— Ваш брат император собирается гостить у вас в Сихарроу по случаю Саммер-Корта. Он привезет с собой свою жену. Ночью вы должны проследить за тем, чтобы императрица выпила содержимое этого сосуда. Можете подлить его в вино или воду, как пожелаете. Но это должно случиться в ночь летнего солнцестояния. Если вы не сделаете этого, ваша жизнь принадлежит мне.
— Что должно произойти? — напряженно спросила Лэра.
— Должен родиться ребенок, — отвечал Горгон.
— Мой ребенок.
Лэра задохнулась.
— Если императрица прибудет в Сихарроу уже беременной, Калладор даст вам специальное зелье, чтобы случился выкидыш, а затем ей следует давать предохранительное зелье вплоть до недели перед солнцестоянием. Тогда вы подольете жидкость, которую я дал. Первенец императора Микаэла будет моим сыном. И через него я смогу основать новую династию и править империей, которая давно по праву принадлежит мне.
Горгон протянул когтистую лапу к Лэре, и флакончик оказался у нее в руках. Она повесила цепочку себе на шею. От прикосновения сосуда к ее груди у нее побежали мурашки.
— Теперь вы можете идти, — сказал Горгон.
— Вы знаете, что надо делать.
Он поднялся и молча исчез во тьме за троном.
Лэра неподвижно стояла на месте, словно оглушенная. Затем она повернулась и медленно приблизилась к Калладору. Они покинули залу и двери с шумом захлопнулись у них за спиной. Лэра повернулась к магу и прошептала.
— Это безумие!
— О, нет, — отвечал Калладор.
— Это просто политика.
— Политика!
— Да, политика, — повторил Калладор.
— Рейзен веками жаждал управлять империей. Однажды он потерпел поражение, оказывая поддержку Азраю, и эта неудача преследовала его все долгие годы. Века ушли на то, чтобы развить природные способности и укрепить свою державу, создать мощную армию, а это не так просто, ведь его головорезы убивают друг друга почем зря. Если бы существовал достойный противник, с которым пришлось бы считаться, все было бы проще. Беда Рейзена в том, что при его неистовой жажде власти его снедает злоба и ненависть. Он ненасытен. Он одержим своей манией завоевания.
— И он считает, что достигнет долгожданной цели, обрюхатив императрицу? Это безумие! Какое же чудовище должна родить императрица?
Калладор пожал плечами.
— Родится маленький онсхеглин. Его, разумеется, убьют, но последствия его рождения будут существенными. Первенец императора будет отвратительным выродком. Ясно, что это знак богов, — он улыбнулся. — Или, если хочешь, назовем это роком.
— Что это значит?
— На территории империи найдутся многие люди, которые истолкуют рождение как определенный знак свыше. Знак неизбежного возвышения онсхеглина, — отвечал Калладор.
Рейзен среди онсхеглинов считается наиболее могучим. Есть группа людей, называющих себя фаталистами. Они не верят в богов, по крайней мере, в старых богов. В их общество входят разочарованные поэты, кабацкие философы вроде большеглазых молодых девиц и молодых аристократов с артистическими замашками, и теперь они организовали некое движение.
Во многих городах империи они поразили воображение и завоевали симпатию простого народа. У них нет постоянного лидера. Это делает их потенциально полезными. Плод созрел, так сказать.