Железо. Книга 1
Шрифт:
– Ты смотри-ка, – жесткие брови Сагула изумленно вздыбились, глаза щурились в сторону лошадиного загона. – Неужто Отец и впрямь существует и слышит наши молитвы?
Воины присмотрелись. На горизонте широкого манежного поля показалась фигурка. Но не та, которую они терпеливо ждали уже третий заход ширококрылого кондора, что время от времени делал неторопливый круг над Материнским Даром и границей бескрайних прерий. Эта фигурка была куда повыше, поизящнее и не шла вразвалку. Ее бедра сладко покачивались, хотя та пыталась – и мужчинам это было видно, – скрадывать размах своих чресел, и идти деревянным шагом, словно опасаясь, что ее заподозрят в желании кого-то обольстить.
Остальные мужчины, бесцельно
Эти нехитрые доспехи подпоясывались массивным ремнем, к которому крепились ножны для акинака и узкого кинжала. Также на пояснице была петличка, на которой бился о зад при ходьбе маленький круглый щит. Ноги воинов покрывала короткая, из чешуйчатых полос юбка по середины бедра. На их ступнях были мокасины из сыромятной кожи, украшенные орнаментом из игл дикобраза и защитной железной пластиной, вдетой в подошву.
Акинаки, доспехи и остальное снаряжение воинов ковал лично Мордовал – близкий гвардеец вождя, что любил свободное время проводить в кузне, его изделия получались грубые, тяжелые и незатейливые, под стать вечно распаренной физиономии их создателя, но со своей задачей они справлялись превосходно. Кинжал Сагула был неровным, лезвие – рябым, эфес же походил на кусок шишковатого навоза, однако всего с одного взмаха у воришки, что позарился на початок с кукурузного поля советника Ог-Лаколы, отлетели сразу четыре пальца на руке.
Но по большому счету, вся эта груда металла, которую они изо дня в день таскали на себе – кто с гонором и вразвалку, а кто с усталым раздражением, – использовалась по назначению так редко, что Жигалан порой начинал завидовать обычным соплеменникам, что разгуливали в струящейся на ветру шали, в наплечном пледе или вообще с голым торсом. Истекая кислым потом под кирасой, он завидовал им, но ровно до того момента, пока снова не становился свидетелем картины, похожей на ту, что разыгралась только что у телеги с водой.
Мужчины оживленно столпились у главного помоста. Мало кто из них обратил внимание на лежащего водоноса – все глазели на подошедшую молодую девушку. Та была в одежде не из их мира. Обтягивающие стройные ноги кальсоны из неизвестного материала, подчеркивающие все то, что обычно скрывалось у женщин под жесткой тканью циновки, съедающей форму туники или штанов из сыромяти. Грудь же ее наоборот была скрыта короткой и пышной рубашкой цвета облаков, что не дотягивала и до пупка – маленького и аккуратного. Волосы подобраны и спрятаны под странным головным убором, который их военачальник чванливо именовал шляпой. Из кукурузных листьев, с широкими полями, что прятали острое, молочного цвета личико от лучей беспощадного солнца.
Последние шаги к помосту у нее были очень неуверенными – будто девушку заставили приблизиться к стае койотов, грызущихся за кусок мяса, и отобрать его у них. Ее руки судорожно скрестились чуть ниже груди – наверное, так она пыталась прикрыть свой обнаженный живот, – а коленки, торчащие через тонкую ткань, щемились друг к другу, будто девушке не терпелось помочиться. Но присмотревшись к ней, Жигалан догадался, что так она желала спрятать от глаз свою тайную сладость, которую излишне подчеркивал шов кальсон. Девушка чувствовала себя в этих откровенных одеждах беззащитной, но ей явно не хватало ума, чтобы понять – эти одежды наоборот ее надежно защищали, давая всем присутствующим понять, кому именно принадлежит тщетно скрываемая ей сладость.
Замечающий Красоту вышел вперед, зорко и голодно разглядывая девчонку. Его рот полураскрылся, будто желая что-то рявкнуть, но темные глазки терялись в шнурках ее белой рубахи.
– Где Бидзиил? – наконец проревел он.
– Владыка просил передать, – дрогнувшим голосом начала вестница, – что после сегодняшней ночи у него не осталось на вас сил.
Макхака громко и презрительно фыркнул, отвернувшись. Остальные мужчины заворчали вперемешку со смешками.
– А когда это он на нас их тратил…
В глубине души Жигалан был согласен с Макхакой. Их глава военного совета куда охотнее проводил время со своими наложницами, которым не было счету. Молодые, а порой и незрелые девушки, взятые якобы для ухаживания за его садами в Материнском Даре.
Конечно, простой люд догадывался, чем там занимаются самые нежные и прекрасные цветки из их общины. Злобные и возмущенные шепотки гуляли по племени, подобно предгрозовому ветерку, но лезть проверять воочию никто не хотел – да и сами девушки не жаловались, видимо, предпочитая терпеть на себе лишь одного Бидзиила, вместо таких, как Замечающий Красоту и его ждущих своего череда братьев, которые до них доберутся рано или поздно и будут добираться регулярно, останься они в племени среди тех, кто не имел влияния и защиты. А Бидзиил был один на них всех. И если владыка не придумывал очередного способа, как задействовать всех девушек разом, тем только и оставалось, что нежиться в саду среди плодовых деревьев да плескаться и хихикать в прозрачном водоеме днями напролет.
Но если у Бидзиила даже на всех своих наложниц не хватало сил, стал бы он их растрачивать на свой взвод? Само собой, но при условии, что ему вдруг хотелось пощекотать свое самолюбие как-то иначе. Он выдумывал экзотичные и откровенно бесполезные техники боя или упражнения на силу, опираясь на свою далекую, закрытую лоном Материнского Дара от внешнего мира, фантазию.
Жигалан и другие воины до сих пор не могли забыть его Пляс Вожака Бизонов, когда Бидзиил велел пятерым воинам встать в круг и изобразить врагов, что готовятся напасть. Сам же глава военного совета замер в центре круга на четвереньках. Отдав приказ на него наступать, он вдруг начал с ревом только что оскопленного мерина прыгать с рук на ноги, то лягая, то толкая руками тех, кто подходил к нему слишком близко. Воины заведомо отводили акинаки в сторону, надвигаясь на него и еле сдерживали смех, просто дожидаясь, когда их военачальнику надоест и он закончит. Мужчин смущали две вещи. То, что Бидзиил это делал на полном серьезе, а после небрежно поощрял заимствовать его прием, но строго без оружия, так как в отличие от него другие воины не такие уворотливые, поэтому могут друг друга поранить. И то, что Бидзиил был то ли названным братом, то ли в самом деле младшей родней самого вождя, и тот относился к нему соответствующе.
Но за возможности, что открывались перед каждым, кто облачился в кирасу и присягнул совету, – возможности, от которых закипала кровь, и пробуждалось все самое животное в истинном мужчине, – это легко было стерпеть. Да и в целом, Бидзиил больше доставлял мужчинам смеха, чем реальных хлопот, поэтому они единодушно предпочли ему подыгрывать.
Конечно, были среди воинов и те, кто наотрез отказался ему льстить. Все помнили давнюю историю с пожилым воином Чунгой, Спящем на Острие. Когда Бидзиил отказался поверить, что на самом деле не он уворачивается от акинака, а Чунга уворачивает акинак от него, и решил это доказать, в очередной раз продемонстрировав Прыжок Королевской Пумы, – когда на вооруженного врага предлагалось попросту запрыгивать как можно выше, метя на голову, – Чунга не стал далеко отводить меч. Глава военного совета тогда не посещал манеж почти все лето из-за распоротого бедра, и вместо него тренировки возглавлял Сагул.